Консерватизм и неоконсерватизм: главные принципы и цели. Сравнительная характеристика консерватизма и неоконсерватизма

Консерватизм - политическая идеология, ориентирующаяся на сохранение и поддержание исторически сформировавшихся форм государственной и общественной жизни, в первую очередь морально правовых ее оснований, воплощенных в нации, религии, траке, семье, собственности.

Ключевым в понимание консерватизма как политической идеологии является установка на защиту традиционных устоев общественной жизни. Возникнув в конце XVIII века в качестве негативной реакции европейской аристократии на Великую Французскую революцию и ее идеи, консерватизм сегодня ассоциируется с теми в политике, кто в наибольшей степени подпадает под понятие «правые». Кто прославляет унаследованные от прошлого моральные установки и нормы, противодействует радикальным реформам, выступает за сохранение сложившегося порядка вещей.

В то же время было бы неверным отождествлять консерватизм с реакционностью. Реакционер — этот тот, кто стремится вернуть прошлое, тогда как консерватор заинтересован в сохранении настоящего, не исключая возможности изменений того, что созрело для изменения. В этой связи необходимо осмыслить следующую формулу консерватизма: «Одной рукой изменять то, что должно, другой сохранять то, что можно».

Сорвеменные разновидности консерватизма:
  • традиционализм;
  • либертаризм;
  • неоконсерватизм.

Либерализм — совокупность идейно-политических течений, политических и экономических программ, ставящих целью ликвидацию или смягчение различных форм государственного и общественного принуждения по отношению к индивиду.

Выясняя существо и основные принципы либерализма , следует иметь в виду, что, как и консерватизм, либерализм исторически также связан с эпохой буржуазных революций XVII-XVIII веков. Но уже в качестве их идеологического обоснования и системы ценностей нового, класса — торгово-промышленной буржуазии, который шел на смену феодальной аристократии. Это обстоятельство предопределило основную идею либерализма — идею осуществления свободы личности, которая (т.е. эта свобода) представляется как универсальная, всеобщая ценность и самоценное непреходящее благо.

Консерватизм и неоконсерватизм

В основе консерватизма (от лат.conservare - сохранять, охранять) лежат идеи незыблемости естественным образом сложившегося порядка вешей, естественной иерархии и привилегий определенного слоя населения, моральных принципов, лежащих в основе семьи, религии, собственности.

Предпосылкой возникновения консерватизма послужила Великая французская революция 1789 г., в результате которой мир был потрясен радикализмом политического переустройства. Поэтому консерватизм отвергает любые революционные методы изменения общественного устройства.

В XX в. консерватизм вынужден был признать многие либеральные ценности и значительно терпеливее стал относиться к новаторским идеям в политике и общественной жизни. Но в его основе по-прежнему лежали идеи укрепления законности, государственной дисциплины и порядка, неприятие радикальных реформ.

Неоконсерватизм отличает стремление приспособить традиционные ценности консервативного толка к реалиям современного постиндустриального общества. Отстаивая такие духовные ценности, как семья, религия, мораль, соци&пьная стабильность, взаимная ответственность граждан и государства, уважение прав человека, неоконсерватизм находит немало своих приверженцев среди избирателей. Партии, основанные на идеях консерватизма, существуют в США (республиканская партия), Японии (ли- берально-консервативная), Англии (консервативная). И число сторонников этого идейного течения продолжает расти. Консерваторы наращивают свой политический капитал во Франции, Германии и других странах.

Консерватизм (лат.) дословно означает «сохраняю», «охраняю». В широком смысле слова консерватизм – система охранительного сознания, неизменно присутствующая в любой сфере жизни: профессиональной, личной, общественной. Быть консерватором, значит: предпочитать испытанное – не прошедшему проверку практикой; известное – неизвестному; факт – выдумке; действительное – возможному; ограниченное – безграничному; близкое – далёкому; достаточное – изобилию и т.д. (М. Оукшотт). В этом широком, предельно общем значении понятия консерватизм «присутствует» в любой политической идеологии. Свои консерваторы как охранители основ, исходных принципов соответствующих теорий и доктрин есть и среди либералов, и коммунистов, и социал-демократов, и внутри религиозных учений и толкований священных текстов. Однако нас интересует консерватизм как самостоятельная политическая идеология , имеющая своё собственное лицо и содержание, своих адептов, приверженцев и последователей, стоящая на вооружении соответствующих политических партий и движений. Консерватизм как система теоретически осмысленных политических идей и взглядов отличается значительным своеобразием.

Двойственная сущность политического консерватизма

С одной стороны (назовём её «охранительной» ), политический консерватизм – это система охранительного сознания в отношении к испытанному исторической практикой и доказавшему свою надёжность устройству общества и институтам власти. Так как для каждой исторической эпохи характерна своя устоявшаяся система власти, консерватизм время от времени вынужден менять свою идейно-политическую ориентацию. В этом отношении его называют «идеологическим хамелеоном», меняющим свою политическую окраску в зависимости от того, какое общественно-политическое устройство и интересы какого правящего класса он охраняет в тот иной исторический период времени.

С другой стороны (назовём её «ценностной»), консерватизм – система традиционных социальных и моральных ценностей (устоев), которые он считает главными и неизменными ориентирами и критериями общественного прогресса. Среди таких ценностных устоев консерваторы выделяют: семью, нацию, сильное государство, религию, мораль, преемственность, верность традициям, собственность, порядок, элитизм и др.

Обратим внимание: если либерализм главной ценностью считает права и свободы, коммунизм и социализм – социальные равенство и справедливость, то консерватизм такими ценностями считает прочную семью, сплочённую нацию, традиционную религию и общественную мораль, сильное государство и неприкосновенное право собственности. Это, с точки зрения консерваторов, те фундаментальные традиционные устои любого общества, по состоянию которых только и нужно судить об эффективности его политического устройства.

Двуединое единство охранительного сознания и традиционных ценностных устоев личности и общества характеризует сущность политического консерватизма, отличая его от других политических идеологий. Консерватизм – это политическая идеология, ориентированная на сохранение исторически сложившихся и испытанных форм государственной и общественной жизни, обеспечивающих поддержание и совершенствование традиционных ценностных устоев, воплощённых в семье, нации, морали, религии, государстве, собственности и порядке. Консерватизм вовсе не означает отказа от идеи развития, от каких бы то ни было изменений, нововведений в общественно-политическом устройстве и функционировании институтов власти. Его главные принципы – стабильность, равновесие, постепенное обновление , которые только и способны обеспечить обществу его будущность.

Так же как и либерализм, консерватизм весьма многолик и изменчив. Он стремится приспосабливаться к меняющимся историческим условиям.

Различают две исторические формы консерватизма :

1. Классический (феодально-аристократический) консерватизм (конец 18 – начало 20в.).

2. Неоконсерватизм, т.е. новыйконсерватизмиего многочисленные разновидности (с первой половины 20 в. и до н.в.).

Консерватизм - политическая идеология, ориентирующаяся на сохранение и поддержание исторически сформировавшихся форм государственной и общественной жизни, в первую очередь морально-правовых ее оснований, воплощенных в науке, религии, браке, семье, собственности в современном обществе.

Идеология консерватизма рассматривается как один из важнейших структурных компонентов современных политических идеологий. Однако имеются большие трудности в определении ее основного содержания. Сам термин “консерватизм” произошел от латинского “conservo” сохраняю, охраняю. Однако его идейное и политическое значение с трудом идентифицируется, что связано с рядом обстоятельств. Во-первых, в процессе развития произошла инверсия исторических значений либерализма и консерватизма. Так, многие принципиальные положения классического либерализма требование свободы рынка и ограничение государственного вмешательства сегодня рассматриваются как консервативные. В то же время идея сильной централизованной регулирующей власти государства, выдвинутая ранее консерваторами традиционалистского типа, ныне стала важнейшим компонентом либерального сознания. Во-вторых, налицо внутренняя разнородность, гетерогенность политической идеологии консерватизма, включающей различные направления, объединенные общей функцией оправдание и стабилизация устоявшихся общественных структур. Носителями идеологии консерватизма являются социальные группы, слои и классы, заинтересованные в сохранении традиционных общественных порядков или в их восстановлении. В структуре консерватизма выделяется два идейных пласта. Один ориентируется на поддержание устойчивости общественной структуры в ее неизменной форме, другой на устранение противодействующих политических сил и тенденций и восстановление, воспроизводство прежних. В этом контексте консерватизм выступает и как политическая идеология оправдания существующих порядков, и как апелляция к утраченному. Различные направления и формы консерватизма обнаруживают общие характерные черты. К ним относятся: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка и несовершенства человеческой природы; убеждение в прирожденном неравенстве людей и в ограниченных возможностях человеческого разума; убеждение в необходимости жесткой социальной и классовой иерархии и предпочтения устоявшихся общественных структур и институтов. Политическая идеология консерватизма в некотором смысле носит вторичный характер, поскольку производна от иных идеологических форм, исчерпывающих на определенном этапе выполняемые ими функции.

Можно проследить две тенденции в развитии консерватизма: первая восходит к французским мыслителям Ж. де Местру и Л. Бональду, а вторая к английскому мыслителю Э. Берку (в англосаксонских странах). В целом как тип общественно-политической мысли и идейно-политическое течение консерватизм отражает идеи, идейные установки, ориентации, ценности тех классов, фракций и социальных групп, положению которых угрожают объективные тенденции общественно-исторического и социально-экономического развития, тех привилегированных слоев, которые испытывают все возрастающие трудности и давление со стороны не только демократических сил, но и наиболее динамичных фракций имущих слоев населения. Но не редко консерватизм был своего рода защитной реакцией тех средних и мелких предпринимателей, которые испытывают страх перед будущим. Консерваторы умело используют глубинные традиционалистские и ностальгические тенденции, характерные для психологии массовых слоев населения. Консерватизм апеллирует не только к буржуазии, но и к отдельным группировкам из других классов (фермерам, лавочникам и т.д.). Большое значение имеет и то, что консерватизм выдвигается в контексте религиозной социальной философии, как правило претендующей на внеклассовость.

Во второй половине ХХ в. социально-экономические и политические изменения в мире заставили консерваторов перейти к требованиям укрепления порядка и законности, сделать упор на противостояние любым начинаниям, способным подорвать стабильность политической системы и уменьшить власть представителей крупного капитала.

Основные идеи консерватизма:

  • - идея противоестественности и нежелательности переустройства общества на разумных началах, предполагающая различение двух типов упорядоченности в обществе: органического - постепенного, естественного отбора наиболее приемлемых форм регуляции социальных отношений и организации упорядоченности в результате реализации людьми того или иного, заранее созданного проекта, убеждение в безусловном превосходстве первого типа упорядоченности над вторым;
  • - отрицание договорной природы государства, которое рассматривается как порождение неконтролируемого разумом естественного хода вещей;
  • - убеждение, что государство не может учесть все многообразие социальных проблем и отношений и не может быть естественным и эффективным органом управления. Поэтому желательным является последовательное ограничение его вмешательства в регуляцию общественных отношений, замещение его в этой функции такими факторами, как религия, мораль, традиция, способными к более полному отражению социального многообразия;
  • - отождествление политической свободы с ограничением государственной власти;
  • - приверженность социальной стабильности, так как нет реальных гарантий того, что новые социальные порядки могут быть лучше старых. Свидетельство тому - опыт социальных революций.

В современном консерватизме в мире обычно выделяют три течения: традиционалистское, либералистское и неконсервативное (или либерал-консервативное). Они тесно переплетаются, взаимодействуют между собой, сохраняя особенности эволюции, собственные истоки и создавая неоднородное, сложно структурное целое, которое обозначают понятием “современный консерватизм”.

Неоконсерватизм - это политическое течение, в основе которого лежат идеи консерватизма, приспособление к новым условиям общественного развития.

Неоконсерватизм возник в XX в. как синтез идей традиционного консерватизма, либерализма и технократизма. Его наиболее видными представителями являются в теории - А. Хайек, в политике - Р. Рейган, М. Тэтчер, Ж. Ширак.

Нео консервативное (либерал-консервативное) течение современного консерватизма является сравнительно новым течением. Объективной основой его появления считается структурный кризис, охвативший мировую экономику в 70-е годы. Он обнаружил недостаточность прежних реформ рыночной системы и потребовал более радикальных средств. Была поставлена под сомнение существовавшая вера в то, что “научная цивилизация” сама стабилизирует общество в силу рациональности своего механизма, что она не нуждается в моральном подкреплении, легитимации и обладает каким-то внутренним регулятором. Предполагалось, что не только экономика, но социальные отношения, духовное состояние общества имеют некий автоматически действующий стабилизатор, заключенный в самой системе. Кризис подорвал эти иллюзии. Неоконсерватизм, по мнению одного из его ведущих представителей в Германии Г. Рормозера, вновь и вновь воссоздается кризисом современного общества. Его порождают ослабление моральных устоев человеческого общества и кризис выживания, в условиях которых он предстает как один из механизмов сохранения системы. Неоконсерватизм исходит из идеи свободы рыночных отношений в экономике, но категорически против перенесения подобных принципов в политическую сферу и потому представляется и как наследник и как критик либерализма. В его политической доктрине выделяется ряд центральных положений: приоритетность подчинения индивида государству и обеспечение политической и духовной общности нации, готовность использовать в своих отношениях с противником в крайнем случае и весьма радикальные средства. Полемизируя с либералами, неоконсерваторы обвиняют их в том, что те выдвигают политические лозунги чисто декларативного характера, не осуществимые в реальной жизни. Они считают, что в условиях нарастания манипулятивных возможностей средств массовой информации воля большинства не может быть последним аргументом в политике, ее нельзя абсолютизировать. “Партиципационной демократии”, которая была в определенных исторических условиях, в условиях кризиса легитимности выражением новой политической культуры протеста со стороны левых, неоконсерваторы противопоставили идеи элитарной демократии. Основное содержание кризиса они увидели в неуправляемости государства, идущей от непослушания граждан, развращенных либерализмом, и в кризисе управления, проистекающей от бездействия властей, поскольку неприятие адекватных решений приводит к перерастанию социальных конфликтов в политические. В условиях, когда, по мнению неоконсерваторов, требуется более активная и ясная политика, эффективной и приемлемой может стать модель элитарной, или ограниченной, демократии.

Сущность неоконсерватизма в мировоззренческом плане:

  • - приоритетность принципа свободы над принципом равенства. Равенство возможно только как равенство возможностей, но не как равенство условий и результатов;
  • - защищая идею свободы и прав человека, акцентирует внимание и на обязанностях человека перед самим собой и перед обществом.

В экономической области:

  • - ограничение вмешательства государства в рыночную экономику;
  • - содействие частной инициативе с помощью предоставления налоговых льгот, стимулирования частных инвестиций и предложения на рынке.

В политической сфере:

  • - функционирование политических институтов представительной демократии;
  • - демократия должна быть вертикальной, элитарной;
  • - политическая деятельность - профессия, доступная каждому, но лишь при наличии у него соответствующих способностей, призвания и специального образования;

Неоконсерваторы более терпимо относятся к государству, признают необходимость его вмешательства в управление обществом, однако это вмешательство должно носить ограниченный характер. Малая эффективность политических методов решения социальных проблем, по их мнению, обусловлена, прежде всего, тем, что природа самих этих проблем не социальная, а личностная, они гораздо эффективнее решаются в ходе собственных усилий и активности индивида.

Неоконсерваторы выступают сами инициаторами перемен. В этом плане неоконсерваторы проявили изрядную степень гибкости и прагматизма, умение приспосабливаться к создавшимся условиям. Они четко уловили настроение широких масс населения, требующих принять меры против застоя в экономике, безработицы, стремительно растущей инфляции, расточительства государственных средств, негативных явлений в социальной жизни.

Особенность неоконсерватизма 1970-1980-х годов состоит в том, что из противников научно-технического прогресса они превратились в убежденных его сторонников, тесно связывая с ним изменения в различных сферах общества.

Для неоконсерваторов характерна приверженность социокультурному и религиозному традиционализму. Поскольку лишь физический, чувственный мир стал считаться единственно реальным, начался упадок религии и восхождение рационализма и материализма. Исходя из подобных установок современные неоконсерваторы делают особый упор на исчезновение уверенности людей в себе, упадки таких традиционных ценностей, как закон, порядок, дисциплина, патриотизм, сдержанность. Они настойчиво приводят доводы и аргументы в пользу восстановления традиционных ценностей и идеалов с их ударением на семью, общину, церковь и другие промежуточные институты.

«Р I »: Известна фраза Джона Локка, вошедшая в текст Декларации независимости США, о праве народов на восстание против тирании. И в связи с этим утверждением возникает целый ряд вопросов, может ли право народов на восстание рассматриваться как полноценная юридическая норма? И не должно ли быть также сформулировано право государства и элиты на контрреволюцию, в том числе на силовое подавление восстания? Каким образом должно использоваться это право, и существуют ли какие-либо ограничения на его использование? Как вопрос о праве на сопротивление революции ставился в русской идеалистической философии, которая после 1917 года объективно встала на контр-революционную точку зрения? Все эти вопросы мы решили обсудить с одним из крупнейших историков русской философии, заместителем декана философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, членом редакционного совета сайта «Русская idea» Алексеем Козыревым . Алексей Павлович прислал свои ответы в письменной форме, и мы решили представить его ответы в виде цельного текста.

Решение проблемы революции, с философской точки зрения, зависит от понимания того, чем фундировано политическое. Вспомним соловьевскую речь по поводу первомартовцев. 28 марта 1881 года Владимир Соловьев выступил с лекцией «О ходе русского просвещения», в которой призвал Государя помиловать цареубийц во имя христианской правды. Соловьев говорил: поскольку наш царь – христианский царь, он не имеет права на зло отвечать злом, на убийство отвечать убийством. Поэтому он должен помиловать преступников. А если он этого не сделает, то, говорил Соловьев, народ «отложится» от Государя, не пойдет за ним.

Я не знаю, что имел в виду Соловьев под словом «отложится». Право народа на восстание? На бунт? На смену династии и переизбрание государя? Так или иначе причина этого «отложения» в том, что есть нечто высшее, чем политическое право Государя на возмездие, на наказание.

Институт права и институт государства тесно связаны между собой. Однако есть еще некое высшее право, неписаное право, христианское право, христианский закон, во имя которого народ может «отложиться» от власти и, по сути, пойти на революцию.

Мы обычно воспринимаем революцию как процесс секулярный, приводящий к некому смесительному упрошению, как говорил Константин Леонтьев, к реализации примитивных форм человеческой свободы. Но у Соловьева речь идет о другой революции, о революции как о восстановлении некого высшего права и высшей правды. Этот топос существовал и в начале ХХ века. Вспомним Христианское братство борьбы – группу, созданную в Тифлисе и затем переехавшую в Москву. С этим братством связаны имена Эрна, Свенцицкого, идут споры о причастности к ним Флоренского. Они выступали – ни много, ни мало – за революционный террор с целью осуществления христианских ценностей, издавали листовки с характерным названием «Встань спящий!» В своих листовках они писали, что подлинными святыми являются Софья Перовская и Андрей Желябов – ведь их призывы к революционному террору были своего рода осуществлением высшей христианской справедливости, потому что они отстаивали ценности христианской свободы.

Иначе говоря, у народа есть право на восстание, но оно существует в каком-то другом измерении, измерении не политическом, а в том, что фундирует, может быть, и саму политику. Если же такое право зафиксировано в писаном законе самого государства, то, по сути, это противоречит тем политическим основам, на которых это государство базируется. Государство, легализующее право на вооруженное восстание, напоминает человека, рубящего сук, на котором он сидит.

Любопытно, что уже в наши дни, когда в 2000 году принимались «Основы социальной концепции Русской православной церкви» и встал вопрос об отношении церкви к государству, то в этом документе было зафиксировано: церковь может пойти против государства в том случае, если государство очевидно и сознательно противоречит христианским ценностям, подрывает их. И эта скромная фраза стала предметом общественной дискуссии, она оценивалась как некий имманентно заложенный в концепции бунт против государства.

Церковь как организация не политическая, считающая себя олицетворением ценностей, которые больше, чем ценности политические, может включить в свою программу идею бунта против государства, если государство становится безбожным, несправедливым, нечеловеческим. Но само государство не может включить в свои законы право на вооруженный бунт против самого себя, на вооруженное сопротивление.

Государство должно предоставлять своим гражданам возможности для свободного протеста, у граждан должны быть широкие возможности высказывать свое мнение, в том числе и в форме гражданского неповиновения. Как экономического (борьба за улучшение условий труда через общественные организации, профсоюзы), так и политического (свобода демонстраций, свобода манифестаций, свобода забастовок).

А если возникает вооруженное сопротивление, значит, народ кто-то вооружает.

Возьмем события на Украине. Очевидно, что негодование людей по поводу коррупционной политики Януковича было умело использовано технологами цветных революций. И когда разбушевавшиеся люди начинают использовать оружие поражения, в данном случае так называемые коктейли Молотова, тогда власть имеет полное право пресекать такого рода выступления.

Можно ли сказать, что расстрел Ельциным Белого дома в 1993 году был за пределами допустимого? Да, конечно. Это было преступление против своего народа, которое не прибавило легитимности власти президента России.

Применение силы возможно тогда, когда с другой стороны применяется вооруженная сила, которая способна не в меньшей степени нанести ущерб гражданам. Ничего подобного в Москве в 1993 году не было. Попытку штурма Останкино нельзя рассматривать как серьезный военный инцидент, которому было нужно противопоставить танки.

В ситуации Майдана мы имели явное насилие, использование огнестрельного оружия, были и человеческие жертвы, причем еще до попыток его разгона.

Проблема здесь не в том, что Янукович превысил свое право на насилие, а в том, что он его недостаточно использовал. На мой взгляд, организованный терроризм Майдана должен был быть жестко подавлен, с точки зрения законности и полного соответствия с Конституцией и нормами права, существующими на Украине. Это позволило бы избежать тех жертв и человеческих трагедий, которые были порождены этим переворотом.

Именно переворотом, а не революцией. Революция приводит к смене формы правления, к смене социального строя. Это некое более масштабное событие в истории нации, чем элементарная смена олигархических группировок. На Украине не произошло даже смены элит. Народ здесь просто использовали путем масштабного зомбирования и использования психотропных средств.

При всем моем сдержанном отношении к революции, я бы не стал использовать применительно к данном случаю это слово, оно слишком весомо для того, что произошло на Украине.

У законной власти есть право на применение силы, но эта сила должна иметь сдерживающий характер. Если же эта сила начинает носить характер наступательный или запугивающий, то, по всей видимости, это превышение допустимых границ права власти на применение силы.

Кажется, Рейнхарт Козеллек сформулировал, но, впрочем, это и так понятно, что историю пишут победители. 1993 год не осознается пока позорной страницей нашей истории потому, что нынешняя власть в каком-то смысле декларирует свое преемство от той власти. И справедливая историческая оценка тем событиям пока что не дана.

Что касается необходимости жестких мер по отношению к поджигателям гражданской войны, то это, конечно, так.

1917 год начинается в 1878 году, когда суд присяжных под воздействием блестящей речи адвоката Петра Александрова вынес оправдательный вердикт Вере Засулич. Девушку, реально стрелявшую в человека, признали невиновной. Это дало карт-бланш революционному насилию. И мы знаем, что конец царствования Александра II ознаменован регулярными политическими убийствами. Только Александру III удалось переломить эту ситуацию, за счет контрреформ и «закручивания гаек».

Умелое, своевременное, точечное применение насилия по отношению к тем, кто использует вооруженные методы борьбы, ставящие под угрозу жизни людей, необходимо.

Представить историю без насилия, без боли, без трагизма могут только люди, которые исповедуют либеральную идею конца истории, где все распускается в социалистическом ли, в капиталистическом ли благоденствии и благополучии. В «розовый кисель», как сказал бы Леонтьев.

Но история, к сожалению, не такова. Она не закончилась и не закончится в ближайшее время.

Человек, который берет на себя ответственность за такое превентивное точечное насилие, должен понимать, что это насилие носит компенсаторный характер, бьет по тем, кто несет угрозу, причем не только власти, но и общему благу. Еще Аристотель говорил, что в основе политического лежит общее благо. К такому общему благу относится благополучие, мир в обществе, стабильность, достойное существование. Те, кто представляет для этого угрозу и очевидно реализует ее, должны быть остановлены и, возможно, в жесткой форме.

Действительно, Бердяев в определенный момент пел гимны революции. Был и Мережковский, писавший в 1907 – 1909 годах, что революция – это вечное «да» Христу, а контрреволюция – это вечное «да» Антихристу. Но в то же время он видел образ «грядущего хама», обнаглевшего плебса, этакого будущего Шарикова.

Можно вспомнить также и Герцена. В 1848 году он, упоенный революцией, в Париже рвался на баррикады. А потом написал «С того берега», где признал, что цель революции – стремление социальных низов к тому же пошлому мещанскому счастью. Герцен разочаровался в революции, потому что это был эстет, воспитанный в аристократической среде. И от гнилого запаха революции его стало тошнить, так же как стало тошнить Сергея Булгакова, который вышел на революционную маевку в Киеве, шел вместе с толпой с красным бантом, почувствовал гадость и омерзение, пришел домой, сорвал бант и бросил его в ватер-клозет.

Кстати, у Бердяева есть работа, которую можно считать консервативной, хотя сам Бердяев, конечно, не был консервативным философом, – «Философия неравенства». Он написал эту работу в 1918 году в революционной Москве. В этом тексте автор разговаривает с большевиками, обращаясь к ним на «вы»: «вы не знаете», «вы не чувствуете», «вы не видите». Чего не видят, по Бердяеву, революционеры? Что общество только тогда жизнеспособно, когда она дифференцировано, когда оно сложно, когда существует неравенство, когда есть страты. Питирим Сорокин был вдохновлен этой бердяевской работой, когда в конце 1920-х годов создавал свои социологические труды. У Бердяева здесь присутствует понимание того, что государство в самом себе должно нести некую сдерживающую консервативную функцию. Может быть, это нельзя назвать правом на контрреволюцию, но это можно назвать правом на сопротивление революции, на недопущение революции, на борьбу с революцией, подобно тому как борется человеческий организм с раковой опухолью.

Превентивное недопущение революции может при этом подразумевать и меры либерального характера. Не обязательно «закручивать гайки». Скорее, важно прислушаться к народу, увидеть, от чего он страдает, и пойти навстречу его стремлениям. Все-таки большинство людей по своему сознанию консервативно. «Не было бы хуже»… «Уж мы как-нибудь потерпим»… «Уж там наверху что-нибудь решат». Обычно революционна весьма незначительная часть населения. И успех революции зависит от того, насколько этот слой людей манипулируем той силой, которая заинтересована в революции. А эта сила опять-таки носит политический характер.

В нормальном состоянии большинство народа является сторонником своего государства, своей страны, своей власти.

Славянофил Константин Аксаков говорил в своей записке Александру II, поданной при его восшествии на престол: русский народ носит негосударственный характер. Он не хочет властвовать, он власть воспринимает как грех, и этого греха он сторонится. Поэтому он бремя власти, обузу власти передает монарху. Но ждет от монарха ответного движения. Монарх должен дать народу свободу.

Поэтому основной механизм контрреволюции, способ противостояния революции – это не насилие, а умение воспринимать боль народа и идти ему на встречу. Я бы назвал это своего рода «здоровым консерватизмом».

Революции были и будут в истории. Но есть совесть нации, и она здорова тогда, когда она говорит «нет» революции, говорит «нет» бумерангу, говорит «нет» разжигателям революции.

Уместно вспомнить стихи Вячеслава Иванова 1918 года о том, что разжигавшаяся интеллектуалами революция ударит бумерангом по ним самим.

Да, сей пожар мы поджигали,

И совесть правду говорит,

Хотя предчувствия не лгали,

Что сердце наше в нем сгорит.

Интеллигенция – это сугубо русское понятие, оно даже вошло в иностранные языки, так же как слова «водка» и «перестройка». Это совершенно иное понятие, чем интеллектуалы, хотя, может быть, в определенное время эти понятия сближаются.

Особенностью русской интеллигенции является то, что она разночинная. Это люди, которые пришли в университеты в результате сословных реформ, когда доступ к высшему образованию получили не только представители дворянского сословия, но и мещане, крестьяне, поповичи. Это способствовало социальной мобильности, люди добивались повышения социального статуса с помощью интеллектуального труда. Но русское казенное бюрократическое государство относилось к этим людям по-особенному — как к плебеям, стремилось поставить их в стесненное, обиженное положение. Так возникла проблема «маленького человека» в русской литературе, отражавшая дефицит человеческого достоинства, отсутствие четкой грани межу рабом и свободным, где и свободный может стать рабом по отношению к вышестоящему чиновнику. Есть такая песня Даргомыжского «Червяк» на основе стихотворения, переведенного с французского Курочкиным, где тайный советник занимается любовью с женой своего подчиненного, а подчиненный говорит:

Какое счастье! Честь какая!

Ведь я червяк в сравненьи с ним!

В сравненье с ним,

С лицом таким –

С его сиятельством самим!

Это психология раба, даже не униженного и оскорбленного, а, используя не совсем нормативный язык, опущенного человека. Об отсутствии грани между рабством и свободой замечательно писал Чаадаев в одной из своих поздних статей, якобы опубликованных в газете «L’Univers». Он писал, что у нас нет грани между помещиком и крепостным, помещик может с крепостным и водку пить, и в шахматы играть, и побрататься. Но в нужный момент он скажет – «Ванька, иди пол мыть!» Таким отношением было пронизано все русское общество.

Эта проблема, отмеченная русскими писателями, — проблема дефицита человеческого достоинства, дефицита развитой личности, — рельефно проявилась в особенностях русской интеллигенции. Она, в каком-то смысле через меру, пытаясь заявить права отдельной человеческой личности, стала своеобразным негативом самодержавия.

Об этом замечательно сказал Волошин в поэме «Россия»:

От их корней пошел интеллигент…

Оттиснутым, как точный негатив

По профилю самодержавья: шишка,

Где у того кулак, где штык - дыра,

На месте утвержденья - отрицанье,

Идеи, чувства - всё наоборот,

Всё «под углом гражданского протеста».

Интеллигенция – это такой «господин наоборот», который убежден, что человек произошел от обезьяны, поэтому надо положить душу за други своя, как писал Владимир Соловьев. И возникает целое сословие, слой людей, которые устроены по принципу негатива; т.е. если им скажут, что «а» — это «а», они обязательно скажут, что «а» это «б».

Другая особенность интеллигенции была отмечена еще Платоном в его «Государстве». Образ интеллигента таков: алтарь его души пуст, поэтому он может в какой-то момент делать что-то очень хорошее и доброе, но на следующий день предаться самым худшим порокам. Как писал М.О. Гершензон – в один день он будет бранить товарища за выпитую бутылку шампанского, ведь это мешает делу борьбы за освобождение народа, в другой день он может сам напиться как свинья и валяться пьяный.

Это стремление интеллигенции примкнуть к какому-то берегу делает из интеллигенции лучшего творца кумиров. Интеллигенту нужно сотворить себе кумира, найти бога, пред которым он может преклонить колени. Но преклонить колени перед живым Богом христианства для интеллигента не солидно, поэтому этим богом становится Маркс или Гегель, Делез, Деррида или Поппер. Не важно кто, но обязательно должен быть кумир, который расскажет нам, как нужно жить. Мы обязательно должны жить по Попперу или жить по Делезу.

Следовать заветам если не Ленина, так Соловьева.

Стремление русской интеллигенции делать все от противного приводит к тому, что интеллигент во всем обязательно ищет некую подоплеку. Если нам говорят по телевизору что Порошенко – плохой, значит он – хороший. Все воспринимается с точностью до наоборот.

Мыслить своим умом, проверять сказанное с помощью критического мышления – это нормальное качество интеллектуала. Но для этого нужно быть скептиком, уметь совершать процедуру эпохе, т.е. отложенного суждения, не спешить выносить окончательный вердикт, сравнивать разные точки зрения, взвешивать их на весах.

Интеллигент и скептик – это противоположные понятия. Интеллигент – не скептик, а догматик, человек верующий, причем фанатично верующий. То, во что он верит – это некий Х, его всегда можно подставить.

И русской интеллигенции, если чего-то и не хватало, то это именно скептицизма. Свой догматизм она выдавала за истинную свободу мнений, за способность говорить правду перед лицом сильных мира сего или властей предержащих. Поэтому очень часто она попадала в ситуации одержимости (кстати, именно так, «Одержимые», звучит перевод на французский романа Достоевского «Бесы»).

Революция – это одна из таких идей. В революцию можно верить. Никто точно не знает, что это такое, и как она должна выглядеть, но, как справедливо говорил Константин Леонтьев в своей работе «Национальная политика как орудие всемирной революции», революция – это богиня, ей можно служить. Правда, для Леонтьева революция – это такой эгалитарный всесмесительный прогресс, он понимал слово «революция» совсем не так, как понимаем его мы в рамках гегелевской парадигмы – как радикальный разрыв, бунт, всплеск. Для Леонтьева революция – это, скорее, засасывающая трясина, где все сводится к одному знаменателю. Процесс обратный эволюции, регресс, нисходящее развитие. Скажем, он бы совершенно спокойно глобализацию назвал революцией.

Интеллигенция никуда не исчезла, интеллигенция – это наше все, с интеллигенцией мы не простимся. Среди интеллектуалов есть люди, которые стесняются относить себя к интеллигенции, более того, специально подчеркивают – «Я не интеллигент, избави Бог быть интеллигентом». Есть наоборот те, кто верны заветам – как русская интеллигенция в эмиграции. Когда Набоков в романе «Дар» изобразил, как Годунов-Чердынцев написал саркастическую, скептическую повесть о Чернышевском, где Чернышевский представлен в виде маньяка, у которого вместо крови текут чернила — как возмутилась интеллигенция! Как стали ругаться эмигрантские журналы, что Набоков посмел поднять руку на икону. Иначе говоря, даже в русской эмиграции, когда люди уже пережили революцию и потеряли родину, кумиры интеллигенции оставались «священным коровами», к которым нельзя было прикоснуться.

Поэтому чтобы ни происходило, и каковы бы ни были реальные факты, всегда найдется Гегель, который скажет, что тем хуже для фактов.

Консерватизм (термин впервые употребил Ф, Шатобриан в конце XVIII в.) представляет собой двоякое духовное явление. С одной стороны, это психологическая уста-новка, стиль мышления, связанный с доминированием инерции и привычки, определенный жизненный темперамент, система охранительного сознания, предпочитающая прежнюю систему правления (независимо от ее целей и содержания). С другой стороны, консерватизм – это и соответствующая модель поведения в политике и жизни вообще, и особая идеологическая позиция со своим философским основанием, содержащим известные ориентиры и принципы политического участия, отношения к государству, социальному порядку и ассоциирующаяся с определенными политическими действиями, партиями, союзами. Как идеология, консерватизм эволюционировал от защиты крупных феодально-аристократических слоев до защиты класса предпринимателей и ряда основополагающих принципов либерализма (частной собственности, невмешательства государства в дела общества и т.д.).

Предпосылкой возникновения этих базовых представлений стали попытки либералов радикально переустроить общество после Великой Французской революции 1789 г. Потрясенные сопровождавшим этот процесс насилием, духовные отцы консерватизма – Ж. де Местор, Л. де Бональд, Э. Бёрк, а впоследствии X. Кортес, Р. Пиль, О. Бисмарк и другие пытались утвердить мысль о противоестественности сознательного преобразования социальных порядков.

Консерваторы исходили из полного приоритета общества над человеком: «люди проходят, как тени, но вечно общее благо» (Бёрк). По их мнению, свобода человека определяется его обязанностями перед обществом, возможностью приспособиться к его требованиям. Политические же проблемы они рассматривали как религиозные и моральные, а главный вопрос преобразований видели в духовном преображении человека, органически связанном с его способностью поддерживать ценности семьи, церкви и нравственности. Сохранение же прошлого в настоящем способно, как они полагали, снять все напряжение и потому должно рассматриваться в качестве морального долга перед будущими поколениями. Понятно, что такие принципы, как индивидуализм, равенство, атеизм, моральный релятивизм, культ рассудка, представляли для них антиценности, разрушающие целостность человеческого сообщества. Таким образом, система воззрений консерваторов базировалась на приоритете преемственности перед инновациями, на признании незыблемости естественным образом сложившегося порядка вещей, предустановленной свыше иерархичности человеческого сообщества, а стало быть, и привилегией известных слоев населения, а также соответствующих моральных принципов, лежащих в основе семьи, религии и собственности.

На основе этих фундаментальных подходов сформировались и окрепли характерные для консервативной идеологии политические ориентиры, в частности: отношение к конституции как к проявлению высших принципов, которые воплощают неписаное божественное право и не могут произвольно изменяться человеком; убежденность в необходимости правления закона и обязательности моральных оснований в деятельности независимого суда; понимание гражданского законопослушания как формы индивидуальной свободы и т.д.

В основе политического порядка, по мнению консервативных идеологов, лежит постепенный реформизм, основывающийся на поиске компромисса. Компромисс как единственная гарантия сохранения относительного порядка и пусть несовершенной, но все же социальной гармонии предопределял баланс, адаптацию, приспособление, подстраивание как нормы консервативной идеологии. Современный английский консерватор Ж. Гилмор писал по этому поводу: «Последовательность никогда не была достоинством тори, впрочем, нет ее ни у одной политической партии. Но другие партии считают, что они должны быть последовательными. Мы убеждены в обратном. Мы защищали сначала протекционизм, потом свободное предпринимательство, потом снова протекционизм и снова свободное предпринимательство – в зависимости от экономических обстоятельств. Мы поддерживали то индивида, то государство, потому что государство и индивид меняются, и когда нам говорят, что мы "вдруг" стали врагами государства, мы отвечаем, что того государства, которое мы защищали сто лет назад, уже не существует».

В первой половине 70-х гг. XX в. консерватизм в основном стал выступать в обличье неоконсерватизма. Его наиболее известные представители И. Кристол, И. Подгорец, Д. Белл, 3. Бжезинский и другие сформировали ряд идей, ставших ответом на экономический кризис того времени, на расширение кейнсианства, массовые молодежные протесты, отразившие определенный кризис западного общества. Данная форма консерватизма удачно приспособила традиционные ценности к реалиям позднеиндустриального этапа развития западного общества. Многообразие стилей жизни и усиление всесторонней зависимости человека от технической среды, ускоренный темп жизни, экологический кризис, нарастание культурного разнообразия и снижение авторитета традиционных для Запада ориентации – все это породило серьезный ориентационный кризис в общественном мнении, поставило под сомнение многие первичные ценности европейской цивилизации.

В этих условиях неоконсерватизм предложил обществу духовные приоритеты семьи и религии, социальной стабильности, базирующейся на моральной взаимоответственности гражданина и государства и их взаимопомощи, на уважении права и недоверии к чрезмерной демократии, крепком государственном порядке. Сохраняя внешнюю приверженность рыночному хозяйствованию, привилегированности отдельных страт и слоев, неоконсерваторы четко ориентировались на сохранение в обществе и гражданине чисто человеческих качеств, универсальных нравственных законов, без которых никакое экономическое и техническое развитие общества не может заполнить образовавшийся в человеческих сердцах духовный вакуум.

Основная ответственность за сохранение в этих условиях человеческого начала возлагалась на самого индивида, который должен был прежде всего рассчитывать на собственные силы и локальную солидарность семьи, ближнего окружения. Такая позиция должна была поддерживать в индивиде жизнестойкость, инициативу и одновременно препятствовать превращению государства в «дойную корову», в силу, развращающую своей помощью человека. В то же время государство, по мысли неоконсерваторов, должно стремиться к сохранению целостности общества, к обеспечению необходимых индивиду жизненных условий на основе законности и правопорядка, предоставляя гражданам возможность образовывать политические ассоциации, к развитию институтов гражданского общества, сохранению сбалансированных отношений природы и человека. И хотя предпочтительным политическим устройством такой модели взаимоотношений государства и гражданина считалась демократия, все же теоретики неоконсерватизма настаивали на усилении управления обществом, на совершенствовании механизмов урегулирования конфликтов, снижении уровня эгалитаризма.

Конечно, неоконсерваторы не могли решить всех проблем. Предлагавшиеся ими программы стабилизации и роста не смогли найти адекватных механизмов решения проблем, связанных с инфляцией, вовлечением в жизнь уклоняющихся от труда слоев общества, урегулировать отношения богатых и бедных стран и т.д. Тем не менее эта доктрина представила человеку целостную картину мира, показала главные причины кризиса общества и способы выхода из него, согласовала моральные принципы с рациональным отношением к кризисному социуму, дала людям ясную формулу взаимоотношений между социально ответственным индивидом и политически стабильным государством. Неоконсерватизм служил защитой человека на новом технологическом витке развития индустриальной системы, определяя приоритеты его деятельности, курс государства, способный вывести общество из кризиса. На этой идейной основе стали синтезироваться многие гуманистические идеи либерализма, социализма и некоторых других учений.