Лондон, май, 1802 год
«Ну где же он?» - в нетерпении думала Кэтрин Прайс. Лорд Мэнсфилд сам выбрал и время, и место встречи, «…в девять часов на постоялом дворе под названием „Козерог“. Пройдите в отдельную комнату, которую я закажу заранее…» - написал он ей в последнем письме.
И вот она здесь, стоит в богато обставленной комнате с бархатными занавесками, - в полном одиночестве и совершенно потерянная. Впервые с момента, как она замыслила это дело, Кэтрин охватили сомнения. Правильно ли это: встречаться на постоялом дворе с совершенно незнакомым ей человеком? Тем более не с валлийцем, а англичанином, которые способны Бог знает на что.
На нее нахлынули дурные предчувствия, отравляя все радужные надежды, связанные с этим вечером. Еще когда она вышла сегодня из гостиницы, в горле сразу пересохло, сердце томительно сжалось. Ее не покидало ощущение, что кто-то постоянно не сводит с нее глаз, следит за каждым ее движением. Конечно же, виной всему было ее собственное неуемное воображение. Бабушка постоянно ворчала на Кэтрин, упрекая, что она шарахается от собственной тени. Вот уж кто, не моргнув глазом, остался бы один на один с любым незнакомцем. Бабушка умела постоять за себя.
Но тем не менее Кэтрин все же приехала в Лондон. Она пугливо оглядела помещение, у которого был отдельный вход. Почему лорд Мэнсфилд остановил свой выбор на этом невзрачном постоялом дворе? Какие у него были на то причины? Может, он намерен покуситься на ее честь?
«Не городи чушь, - мысленно перебила самое себя Кэтрин. - Он понятия не имеет, что ты из себя представляешь. Как ты выглядишь, молодая или старая, наконец. С какой стати ему придет в голову соблазнять тебя, если он даже не знает, с кем ему придется иметь дело?»
Но с раннего детства она слышала всякие ужасы о том, что случается с женщинами, которые пускаются одни в путешествие. Особенно с женщинами из Уэльса, оказавшимися в Англии. И едва корабль причалил и Кэтрин впервые в жизни ступила на английскую землю, она все время держалась настороже.
В самом деле, здешние люди очень резко отличались от ее земляков - валлийцев. Кэтрин хорошо говорила по-английски, но все равно мужчины сразу распознавали легкий акцент и тут же пытались прикинуть, легко ли она поймается на удочку или нет. Женщины-торговки относились к ней с подозрением и даже враждебно - во всяком случае, пока Кэтрин не расплачивалась щедро за пирожки и апельсины, которые эти особы продавали на улицах.
Лондон подавил ее. Он оказался слишком огромным, шумным, людным и… необыкновенно грязным. Ни вересковых зарослей, ни горных вершин, овеваемых прохладным ветром. Ни вековых дубов, широко раскинувших ветви, ни колючего шиповника. Со всех сторон ее окружали только серые здания и толпы настороженных, глядящих угрюмо людей. И вместо зеленой травы под ногами лежала замусоренная мостовая. Лишь изредка Кэтрин ощущала слабое дуновение ветерка. Но он не нес ни облегчения, ни свежести. Наверное, нечто похожее испытывал человек, которого заперли в тюрьме.
«Потерпи еще немного. Зато завтра уже можно будет ехать назад», - принялась уговаривать себя Кэтрин. И мысль об этом несколько ослабила узел дурных предчувствий, сжимавших ее сердце.
Уже в десятый раз с тех пор, как она переступила порог постоялого двора, рука ее невольно тянулась в карман, к мешочку с деньгами - считанными и пересчитанными, - чтобы убедиться, на месте ли они. Впервые она имела при себе такую большую сумму. И ее сердило, что придется вручить их человеку, наверное, и без того богатому, как Крез. Сколько можно было бы сделать нужного и полезного с этими деньгами! Починить крыши коттеджей арендаторов, расширить тесные помещения для слуг, купить книги для благотворительной школы…
«Нет, - остановила себя Кэтрин. - Это важнее. Взамен денег ты получишь нечто более ценное. Свободу. Надежду на будущее. Для тебя самой и для людей, которые зависят от тебя. Что намного дороже золота».
Вынимая руку из кармана, она нечаянно коснулась кожаного переплета записной книжки и почти машинальным движением вынула ее. Пожелтевшие странички дневника заполняла тонкая вязь букв, которые она воспринимала уже почти как свой собственный почерк. Дневник вела какая-то из ее прародительниц. По мнению Дейвида Мориса - а он был достаточно образованный человек, - этому дневнику было по меньшей мере лет двести. И всякий раз, как Кэтрин обращалась к этим ветхим страничкам, ощущение времени тяжестью ложилось ей на плечи, подобно тому как грозовые тучи в ее родном Уэльсе, сгущаясь над Черной Вершиной, словно пригибали ее к земле.
Глубоко вздохнув, она перевернула несколько листов, пока не дошла до того места в старинном тексте, которое искала:
«Это предание о том наследии, которое передается от матери к дочери в течение многих поколений. Внемлите же все, в чьих жилах течет кровь Морганы.
В ту ночь, когда дочь Морганы, Гвинет, стояла в храме с саксонским купцом и собиралась произнести клятву верности будущему мужу, в притворе неожиданно появилась сама Моргана. Глаза ее сверкали, как два бриллианта. Распущенные волосы сияли, словно охваченные пламенем.
Гвинет из боязни, что мать будет возражать, напрасно пыталась утаить от нее день своего венчания с саксонцем.
Но случилось то, что и должно было случиться. Моргана взглянула в свое волшебное зеркало и узнала о намеченной на вечер церемонии. По обычаю предков, она призвала на помощь Повелителя туманов, и он в ту же минуту доставил ее к дверям храма.
Топнув ногой, Моргана гневно вопросила:
Дочь моя, неужели ты собираешься выйти замуж за этого человека? - Голос ее вознесся до самого купола храма. - За это ничтожество, за этого низкорожденного саксонца? Стоило тебе пожелать, я бы могла предложить тебе в мужья множество уэльских князей.
Но мне не нужны князья! - воскликнула в ответ Гвинет. - Я полюбила купца. И только за него выйду замуж.
Он собьет тебя с предназначенного судьбой пути, - возразила жрица. - Растлит твой разум и тело, отвратит от истин, которые я открыла тебе.
Нет, мама! Он не станет делать этого, - ответствовала юная дева. - И я никогда не забуду того, чему ты научила меня.
Ты обещаешь? - спросила Моргана.
Обещаю, - поклялась дочь.
Взмахнув рукой, Моргана словно бы извлекла из туманного облака бронзовый сосуд - чашу, на которой с одной стороны был выгравирован ворон, а с другой - воин в полном боевом снаряжении и юная дева, чью наготу прикрывали лишь распущенные волосы, которые, подобно змеям, обвивали ее прекрасное тело.
Моргана протянула сосуд дочери:
Ты должна подкрепить свою клятву. Выпей, дочь моя, этот напиток. Докажи, что ты воистину моя дочь - не только по крови, но и по духу.
Купец молил Гвинет не прикасаться к напитку, ибо опасался, что Моргана способна отравить дочь, только бы не дать ей выйти за него замуж. Но Гвинет выполнила просьбу матери, так как любила ее и хотела уважить.
Когда Гвинет осушила последнюю каплю, Моргана улыбнулась:
Теперь я вижу, что ты и в самом деле моя дочь. И поэтому я дарю тебе эту чашу. Она станет моим свадебным подарком. И напоминанием о твоей клятве. И впредь каждая дева из нашего рода в день свадьбы должна будет испить из этого сосуда, чтобы выказать почитание древних обычаев своих предков. Это даст деве мудрость и красоту, а супругу ее - силу и доблесть воина. И семейная жизнь их будет благословенна.
Тут ее лицо потемнело, словно на него легла ночная мгла:
Но помни! У той женщины из нашего рода, что не приложит губ к этому сосуду и не изопьет из него в день венчания, муж умрет не позже чем через три года после свадьбы, а ее дочери и сыновья будут прокляты и лишены потомства до тех пор, пока не найдется та, что снова отопьет из заветного сосуда.
В поэме Теннисона «Волшебница Шалот» рассказывается история девушки по имени Элейн, на которой лежит проклятье: она обязана оставаться в башне на острове Шалот и вечно ткать длинное полотно. Шалот расположен на реке, текущей в Камелот. Никто не знает про существование Элейн, потому что проклятье запрещает ей покидать башню и даже смотреть из окна. Взамен у неё в комнате висит огромное зеркало, в котором отражается окружающий мир, и девушка занимается тем, что ткет гобелен, изображая на нём чудеса окружающего мира, которые ей удалось увидеть. Постепенно мир все больше захватывает её, а одинокое сидение в башне утомляет. Однажды она видит в зеркале, как сэр Ланселот скачет в Камелот, и покидает комнату, чтобы поглядеть на него из окна. В ту же секунду исполняется проклятье, гобелен распутывается, а зеркало трескается.
« Порвалась ткань с игрой огня,
Разбилось зеркало, звеня.
«Беда! Проклятье ждёт меня!» -
Воскликнула Шалот.»
Элейн понимает, какой необдуманный поступок совершила, и бежит из башни. На берегу реки она находит лодку и записывает на ней свое имя. Она плывет по реке и поёт печальную песню, но умирает прежде, чем доплывает до Камелота, где могла бы обрести счастье и любовь. Когда её находят жители, Ланселот дивится, что это за прекрасная женщина.
Картина Уотерхауса "Леди из Шалот" 1888
Поэзия Теннисона была очень популярна среди прерафаэлитов, к которым примыкал Уотерхаус. Хотя в данном случае Теннисон пишет о трагической любви, художники (Холман Хант, Россетти, Артур Хьюз, Уотерхаус) всегда наполняли картины по «Волшебнице Шалот» своим смыслом и отражали мировоззрение людей Викторианской эпохи, избирая для иллюстрации разные сюжетные отрывки и по-разному интерпретируя статус женщины. Возрастала роль женщины как хранительницы домашнего очага, а прерафаэлиты, в то же время, показывали внутренний конфликт между частными, личными надеждами и общественными обязанностями женщин.
Уотерхаус изображает Леди из Шалот в тот момент, когда она уже сидит в лодке и держит в руках цепь, которая крепит лодку к берегу. Рядом лежит гобелен, когда-то являвшийся средоточием её жизни, а теперь забытый и частично погруженный в воду. Свечи и распятие делают лодку похожей на погребальную ладью, Элейн смотрит на них с грустным, одиноким и одновременно отчаявшимся выражением лица. В то время свечи символизировали жизнь, на картине две их них задуты. Автор намекает, что Элейн осталось жить совсем недолго. Элейн поёт прощальную песню.
Пейзаж нарисован небрежно - Уотерхаус отступил от прерафаэлитских традиций, когда природа изображалась максимально достоверно и подробно.
«Леди из Шалот смотрит на Ланселота» (англ. The Lady of Shallot Looking at Lancelot) 1894
Позднее Уотерхаус нарисовал ещё две картины, посвященные «Леди из Шалот». Вариант 1894 года называется «Леди из Шалот смотрит на Ланселота» (англ. The Lady of Shallot Looking at Lancelot) и по композиции напоминает картину Холмена Ханта «The Lady of Shalott»: девушка находится в своей башне. Элейн изображена в момент «падения», она смотрит в зеркало, которое уже начало трескаться, а гобелен замотан вокруг колен. Как и в версии 1888 года, Уотерхаус не винит женщину, отдавшуюся эмоциям, а сочувствует ей. Как писал Теннисон, «на её лице написано рождение любви к чему-то, чего она была столь долго лишена, и эта любовь вырывает её из мира теней и ведет в мир реальный».
„Меня преследуют тени“ 1911
Финальная версия картины (1911) носит название «„Меня преследуют тени“, - сказала Леди из Шалот» (англ. «I am Half-Sick of Shadows» said the Lady of Shalott). «Меня преследуют тени» - цитата из поэмы Теннисона. Вопреки сюжету поэмы, Леди из Шалот одета не в белое платье, а в ярко-красное, её фигура напоминает чувственную позу Марианы с картины Милле «Мариана» (1851). Комната освещена солнцем и нарисована в ярких тонах, в стиле ранних прерафаэлитов. Создается впечатление, что Элейн страдает от скуки, таким образом, очевидно, что рано или поздно она поддастся на искушение поглядеть на настоящий мир.
Артур Хьюз
С. Г. Метьярд - "Леди из Шалотт. Моя половина в зеркале" 1913
Предисловие
Картины на литературные сюжеты подобны эссе. Намеренно или нет, художник неизбежно интерпретирует слова писателя, облекая их в зримую форму. Анализ группы картин, иллюстрирующих одно литературное произведение – как внимательное прочтение сборника критических исследований на одну тему, созданных, однако, не литературоведами или филологами, а чувствительными читателями, художниками. Тем не менее, их подходы часто указывают на тесную связь с хорошо известными направлениями в литературной критике. Загадочная «Дама из Шалота» Теннисона, в которой многое остается недосказанным и необъяснимым, позволяет сделать несколько возможных интерпретаций. Неудивительно, что она всегда одинаково волновала художников и литературных критиков; каждый из них находился под влиянием своего собственного литературного и исторического опыта при создании и репрезентации своей точки зрения.
В то же время картина на литературный сюжет – воссоздание того, что дано в тексте. И, если рассматривать сам текст как воссоздание реальности, то его визуальная интерпретация становится творением второго порядка.[…..]. Однако художественное творение, вербальными средствами или при помощи визуальных образов, - не просто зеркальное отражение реальности. В результате художественного отбора и интенсификации это также трансформация, означающая искажение отраженного образа. Тем не менее, рассматривая двойное отражение как ключ к пониманию «Дамы из Шалота» Теннисона, мы видим важную параллель между представлением о двойном визуальном отражении в поэме и дуализмом картины на литературный сюжет. Когда реальность вторгается в мир дамы, смотрит ли она на отражение Ланселота в своем зеркале или на сам реальный мир, ее гобелен – ее произведение искусства – разрушается, а воображаемый мир и источник вдохновения оказываются повреждены трещинами. Используя эту аналогию, мы можем сказать, что отражение второго порядка, которым является картина на литературный сюжет, может разрушить волшебный воображаемый мир стихотворения. И до некоторой степени это действительно происходит с произведением Теннисона в трактовке прерафаэлитов. Эти живописные интерпретации сводят многообразие значений и таинственную природу произведения к конечной и потому более ограниченной версии его.
Данная работа, анализируя картины прерафаэлитов, вдохновленные стихотворением Теннисона, является попыткой показать, как художники понимали историю прОклятой дамы и как их подходы и трактовки определяли стихотворение и, в некоторых случаях, изменяли его характер.
«Это то, что я всегда чувствовал, с детства, - говорил Теннисон об одной из своих поэм, - и то, что, будучи ребенком, я называл «страстью к прошлому». Она со мной и сейчас; именно даль очаровывает меня в пейзаже, картине и в прошлом, а не ближайшее настоящее, в котором я живу».
Частью этой глубоко укорененной страсти к прошлому было и намерение «переписать» цикл легенд о короле Артуре […]. Эта работа заняла поэта больше, чем на 60 лет: первые части были написаны еще в 1830е гг., а в 1891 г., за год до смерти, Теннисон все еще работал над конечной версией, известной под названием «Королевских идиллий».
Многолетний интерес Теннисона к циклу легенд о короле Артуре отражает общий энтузиазм викторианской эпохи и соответствует популярности артуровских тем у современных поэту живописцев.
[…….] Ко времени формирования Братства Прерафаэлитов и в ранний период их совместной работы на выбор тем сильное влияние оказывала любовь художников к литературе; Шекспир, Данте, Китс и Теннисон были их кумирами. Из художников, связанных с ранним этапом движения прерафаэлизма, Уильям Холмен Хант, Данте Габриэль Россетти, Джон Эверетт Миллес и Элизабет Сиддал глубоко восхищались работами Теннисона…. Кроме того, прерафаэлиты лично познакомились с поэтом в 1849 году, когда член Братства, скульптор Томас Вулнер получил заказ на медальон с изображением Теннисона, и поэт начал позировать ему.
Многие из стихотворений Теннисона послужили источником вдохновения для ранних картин прерафаэлитов. Например, «Мариана» и «Канун св. Агнессы» легли в основу картин Миллеса с такими же названиями, написанных в 1851 и 1854 гг.
Однако именно «Дама из Шалотта» стала самым длительным источником вдохновения, оказав влияние как на ранних прерафаэлитов в середине 19 века, так и на их поздних последователей в начале века 20го.
Хотя и не являясь прямым переложением артуровских легенд, история о даме из Шалотта несомненно похожа на предание об Элейн Белой из Астолата, которая является важной частью цикла. Тем не менее, источником Теннисона был итальянский роман La Damigella di Scalot. История рассказывает о том, как дама, находясь под воздействием волшебного заклятья, день и ночь ткала гобелен с изображением сцен внешнего мира за пределами своей башни. Ей было запрещено смотреть на мир, а потому она видела все картины через отражение в зеркале. Однажды в зеркале появился Ланселот и дама, бросив вызов заклятию, оглянулась, чтобы увидеть его воочию. В тот же миг зеркало треснуло и гобелен распался, говоря об исполнении проклятья. Покинув одинокую башню и остров Шалотт, дама села в лодку и, напевая свою последнюю песню, поплыла вниз по реке навстречу смерти. Когда лодка достигла берега Камелота, люди собрались, чтобы взглянуть на таинственную даму. Ланселот был одним из них, и его задумчивые слова о лице прекрасной мертвой незнакомки завершают поэму.
Уильям Холмен Хант
Элизабет Сиддал, модель многих картин прерафаэлитов и позднее жена Россетти, - любимый объект феминистских исследований, в которых авторы пытаются увидеть ее роль и место в кругу прерафаэлитов вне ориентированных на мужчин подходов и категорий. Но, даже если не ставить перед собой такую далеко идущую феминистическую цель, будет интересно проанализировать, действительно ли женщина-художник иначе видела сюжет Дамы из Шалотта, чем мужчина.
В рисунке Сиддал самой удивительной чертой является сравнительная простота и окружающей обстановки, и фигуры. Не смотря на висящий за дамой гобелен, резные украшения ее стула и сундука, стоящего напротив окна, обстановка выглядит скудной и совсем не вызывает ассоциаций со средневековым духом поэмы. Более того, дама из Шалотта Сиддал – совершенно обыкновенная, и, кажется, наименее женственная из всех ее прерафаэлитских образов. Это может быть результатом "женского" подхода художницы, отвергающего мужской взгляд на произведение, согласно которому, по выражению Гризельды Поллок, «женщина становится объектом созерцания». В рисунке Сиддал, как замечает Дебора Черри, «дама изображена в момент СВОЕГО созерцания….». Однако следует помнить о том, что вся поэма посвящена ЕЕ взгляду, ЕЕ восприятию реальности. Основным в этом контексте становится вопрос о том, имеет ли вообще значение то, что центром истории является женская фигура….по мнению Лэндоу, у Ханта дама символизирует все человечество, и в этом смысле ее принадлежность к женскому полу не играет никакой роли в этой истории. Тем не менее, дама Ханта необычайно чувственна – если сравнивать с другими его героинями - поэтому, в этом смысле даже подход Ханта можно считать типично мужским. При этом дама, изображенная Сиддал, ее простота, полное отсутствие сексуальности, может быть, даже непривлекательность предполагают более «женский» взгляд.
Описывая рисунок Сиддал, Дебора Черри утверждает, что он отражает существовавшее в середине 19 века представление о различии между полами, в том смысле, что «он воспроизводит идеологию обособления мужской и женской сфер, и изображением исторического прошлого работает над современными различиями между уединенным, домашним миром женщин и открытым, публичным миром мужчин».
Элизабет Элеанор Сиддал, модель многих картин прерафаэлитов и позднее жена Россетти
>
"Дама из Шалотта" Данте Габриэль Россетти гравюра
Джон Эверетт Миллес "Дама из Шалотт"
Джон Аткинсон Гримшоу "Леди из Шалотт"
Arthur E. Grimshaw (1868 - 1913) "Elaine" 1864
Начиная с 1850х гг., приверженность прерафаэлитов поэтическим сюжетам начала слабеть. Миллес обратился к сентиментальным темам, Хант – религиозным, а Россетти стал писать декоративные портреты прекрасных женщин. Легенда о короле Артуре была очень популярна среди художников второго поколения движения прерафаэлизма, таких, как Уильям Моррис, Эдвард Берн-Джонс или Фредерик Сэндис, но они черпали вдохновение скорее в «Смерти Артура» Мэлори, чем в его викторианской интерпретации Теннисона. А поскольку история дамы из Шалотта не входит в книгу Мэлори, сюжет потерял свою былую популярность.
Однако, к концу столетия началось новое возрождение; многие поздние последователи прерафаэлитов вновь открывали для себя поэтические источники своих предшественников. Как отмечает Кристофер Вуд, «дама из Шалотта была почти культовым сюжетом среди поздних прерафаэлитов». Джон Аткинсон Гримшоу, Джон Уильям Уотерхаус и Сидней Гарольд Метейярд восхищались поэзией Теннисона, и каждый из них обратился к сюжету дамы из Шалотта хотя бы однажды.
Гримшоу - художник-самоучка из Лидса - бросил работу железнодорожного клерка и в 1860е годы начал писать пейзажи в манере прерафаэлитов. Со временем он обрел популярность в этом жанре и обратился к литературным сюжетам. Тем не менее, его картины, вдохновленные литературными произведениями, вполне независимы от своих источников. Как заметил Александр Робертсон, «когда Гримшоу берет строчку из стихотворения, он заставляет нас почувствовать слова, время, атмосферу, а не просто иллюстрирует сюжет». За исключением нескольких жанровых сценок, все работы Гримшоу – пейзажи, ведуты, картины на литературные сюжеты – говорят о погружении художника в полную тайн атмосферу сгущающихся сумерек и вечерних огней, которая окутывает воображаемые улочки и особняки эпохи короля Якова и заставляет их…мерцать золотыми искрами. Реальность, на первый взгляд знакомая, но таинственная и маняще прекрасная.
За сцену из «Дамы из Шалотта», которую выбрал для себя, но так в полной мере и не воплотил живописными средствами Миллес, двадцать лет спустя взялся Гримшоу. … Его работа сильно отличается от трактовки предшественника….Он создает воображаемый, сказочный мир: темная погребальная ладья с головой дракона, с мертвой девой на борту, одетой в светящееся белое платье, плывет к далеким, теряющимся в тумане башням Камелота. В лучах заходящего солнца небо и вода отсвечивают красным и желтым, а призрачная лодка кажется волшебным видением. Так же, как художники неоклассицизма – Лейтон, Альма-Тадема и Пойнтер – создавали образы античности, полные красоты, спокойствия и гармонии, так и Гримшоу выдумал свой собственный зачарованный мир, мир непостижимой тишины и покоя. Все эти миры можно рассматривать как сопротивление художников меркантильным заботам их суетного, беспокойного века и ускоряющемуся ритму жизни.
Хотя Гримшоу и начал свою карьеру как пейзажист в манере прерафаэлитов, позже он, как и Россетти, постепенно оставил эти ранние принципы и стал все более и более тяготеть к эстетизму, читая литературные труды Уистлера и ценя его выше Рескина. По воспоминаниям домочадцев, Гримшоу лично знал Уистлера, и тот хвалил его работы. «Я считал, что это я придумал Ноктюрн, - говорил Уистлер. – пока я не увидел лунные пейзажи Гримми». Хотя ночные сцены Гримшоу более детализированы, более различимы, чем пейзажи Уистлера, именно Гримшоу мог бы …воссоздать «сказочную страну», описанную в знаменитом отрывке «Десятичасовой лекции» (Ten O"clock Lecture) Уистлера (этот отрывок был подчеркнут в его экземпляре):
"И когда вечерняя мгла одевает берег реки поэзией, как покровом, и убогие здания теряются в тусклом небе, и высокие дымоходы становятся кампанилами, а склады - дворцами в ночи, - весь город висит в небе, и перед нами – сказочная страна, тогда путник спешит домой; рабочий и интеллектуал, мудрец и сластолюбец, - все перестают понимать, как они уже перестали видеть, и Природа, которая пела в унисон, теперь поет свою изысканную песню только художнику, своему сыну и господину; сыну – потому, что он любит ее; господину – потому, что он знает ее".
"And when the evening mist clothes the riverside with poetry, as with a veil, and the poor buildings lose themselves in the dim sky, and the tall chimneys become campanili, and the warehouses are palaces in the night, and the whole city hangs in the heavens, and fairy-land is before us – than the wayfarer hastens home; the working man and the cultured one, the wise man and the one of pleasure, cease to understand, as they have ceased to see, and Nature, who, for once, has sung in tune, sings her exquisite song to the artist alone, her son and master – her son in that he loves her, her master in that he knows her".
Для Уистлера, как и для Гримшоу, Природа восхитительна сама по себе своей чарующей красотой. Эта Природа отличается от Природы Рескина, полной морального значения и рассматриваемой как выражение божественного совершенства.
Henry Peach Robinson;
Жаклин Кери
Sophie Anderson, 1870;
Briton Riviere (на картине изображена дева Элейн, ставшаяя прообразом Леди Шалот).
Уильям Эгли, 1858
Лорд Альфред Теннисон
Альфред Теннисон «The Lady of Shalott» 1832
I
Среди долин, среди холмов,
Полей ячменных и лугов,
Одетых россыпью цветов,
Течет река. Вдоль берегов
Лежит путь в Камелот.
Спешит тропою местный люд,
В затонах лилии цветут.
Стоит пустынный остров тут
Зовется он Шалот.
Порой в порывах ветерка
Стволы осин дрожат слегка,
И день за днем несет река
Листы с деревьев островка
В могучий Камелот.
Четыре серые стены
И башни с берега видны
Там, где живет средь тишины
Волшебница Шалот.
Весь остров магией объят.
И мимо молчаливых врат
То барку лошади влачат,
То лодки быстрые летят
В могучий Камелот.
Но кто, при солнце иль луне
Саму ее видал в окне
Или на башенной стене -
Волшебницу Шалот?
Лишь слышат пред началом дня,
Серпами острыми звеня,
Жнецы в колосьях ячменя,
Как песня, за собой маня,
Несется в Камелот.
Иль в час, когда луна взошла,
Селяне, завершив дела,
Вздохнут: "Знать, песню завела
Волшебница Шалот."
В высокой башне с давних пор
Она волшебный ткет узор,
Суровый зная приговор:
Что проклята, коль кинуть взор
Рискнет на Камелот.
Не ведая судьбы иной,
Чем шелком ткать узор цветной,
От мира скрылась за стеной
Волшебница Шалот.
Дана отрада ей в одном:
Склонясь над тонким полотном
В прозрачном зеркале стенном
Увидеть земли за окном,
Увидеть Камелот.
Там отражений череда
Сменяется: бредут стада
И тихо плещется вода
У острова Шалот.
На глади зеркала скользят
Малютка паж, гурьба ребят,
В седле гарцующий аббат,
Иль бравых рыцарей отряд,
Спешащих в Камелот.
Любой из них себе избрал
Прекрасной дамы идеал,
Но клятвы не один не дал
Волшебнице Шалот.
И отражений светлый рой
Она в узор вплетает свой,
Следя, как позднею порой
За гробом певчих юных строй
Шагает в Камелот;
Иль бродят ночью вдалеке
Влюбленные - рука в руке.
"Как одиноко мне!" - в тоске
Воскликнула Шалот.
На расстоянье, что стрела
Свободно пролететь могла,
От замка, где она жила,
По той дороге, что вела
В могучий Камелот,
Среди колосьев ячменя
Сверкала яркая броня -
То ехал, шпорами звеня
Отважный Ланселот.
Едва ль доселе видел свет
Подобный благородства цвет.
В доспехи ратные одет,
Овеян славою побед
Скакал он в Камелот.
И сбруя на его коне
Пылала в солнечном огне,
Как звезд плеяда в вышине
Над островом Шалот.
Седло под рыцарем лихим
Мерцало жемчугом морским;
Забрало и перо над ним
Сияли пламенем одним -
Так ехал Ланселот.
Он привлекал невольно взор,
Как ночью - яркий метеор,
Что звездный бороздит простор
Над островом Шелот.
Скакун резвился вороной,
Герб серебрился расписной,
И кудри черные волной
Струились по броне стальной -
Так ехал Ланселот.
Храбрейший рыцарь на земле,
Он песню распевал в седле
И отразился в хрустале
Волшебницы Шалот.
И, прекратив плести канву,
Она впервые наяву
Узрела неба синеву,
Блеск шлема, лилии во рву
И дальний Камелот.
Со звоном треснуло стекло
И ветром на пол ткань смело.
"Проклятье на меня легло!" -
Воскликнула Шалот.
Покрылись мглою небеса,
Умолкли птичьи голоса,
Шумели хмурые леса,
Дождей холодных полоса
Объяла Камелот.
В заливе, где растет ветла,
Ладья печальная ждала.
И имя ей свое дала
Волшебница Шалот.
И, отрешившись от тревог,
Что ей сулит жестокий рок,
Как в час прозрения пророк,
Она взглянула на поток,
Бегущий в Камелот.
А в час, когда багрян и ал
Закат на небе догорал,
Поток речной ладью умчал
Волшебницы Шалот.
Струились белые шелка
В дыханье легком ветерка,
И листья падали, пока
Ладью ее несла река
Все дальше в Камелот.
И мир окрестный, замерев,
Внимал, как льется меж дерев
Прощальный горестный напев
Волшебницы Шалот.
Печальный гимн ушедших дней
Звучал то тише, то сильней,
А сердце билось все слабей
И становилось все трудней
Смотреть на Камелот.
И только в сумраке ночном
Встал над рекою первый дом,
В ладье уснула вечным сном
Волшебница Шалот.
И, в белый шелк облачена,
Как призрак мертвенно-бледна
Вдоль темных стен плыла она
Сквозь царство сумерек и сна -
Сквозь спящий Камелот.
Покинув лавки и дворцы,
Дворяне, дамы и купцы
Сошлись на брег; и мудрецы
Прочли: "Леди Шалот".
Но кто она? Никто не знал.
Весь город ужас обуял.
Любой себя - и стар, и мал -
Знаменьем крестным осенял.
Лишь рыцарь Ланселот
Сказал, шагнув за круг людей:
"Она была всех дам милей.
Господь, яви же милость ей,
Прекраснейшей Шалот!"
(перевод Марии Виноградовой)
Дебора Мартин
Леди туманов
Лондон, май, 1802 год
«Ну где же он?» - в нетерпении думала Кэтрин Прайс. Лорд Мэнсфилд сам выбрал и время, и место встречи, «…в девять часов на постоялом дворе под названием „Козерог“. Пройдите в отдельную комнату, которую я закажу заранее…» - написал он ей в последнем письме.
И вот она здесь, стоит в богато обставленной комнате с бархатными занавесками, - в полном одиночестве и совершенно потерянная. Впервые с момента, как она замыслила это дело, Кэтрин охватили сомнения. Правильно ли это: встречаться на постоялом дворе с совершенно незнакомым ей человеком? Тем более не с валлийцем, а англичанином, которые способны Бог знает на что.
На нее нахлынули дурные предчувствия, отравляя все радужные надежды, связанные с этим вечером. Еще когда она вышла сегодня из гостиницы, в горле сразу пересохло, сердце томительно сжалось. Ее не покидало ощущение, что кто-то постоянно не сводит с нее глаз, следит за каждым ее движением. Конечно же, виной всему было ее собственное неуемное воображение. Бабушка постоянно ворчала на Кэтрин, упрекая, что она шарахается от собственной тени. Вот уж кто, не моргнув глазом, остался бы один на один с любым незнакомцем. Бабушка умела постоять за себя.
Но тем не менее Кэтрин все же приехала в Лондон. Она пугливо оглядела помещение, у которого был отдельный вход. Почему лорд Мэнсфилд остановил свой выбор на этом невзрачном постоялом дворе? Какие у него были на то причины? Может, он намерен покуситься на ее честь?
«Не городи чушь, - мысленно перебила самое себя Кэтрин. - Он понятия не имеет, что ты из себя представляешь. Как ты выглядишь, молодая или старая, наконец. С какой стати ему придет в голову соблазнять тебя, если он даже не знает, с кем ему придется иметь дело?»
Но с раннего детства она слышала всякие ужасы о том, что случается с женщинами, которые пускаются одни в путешествие. Особенно с женщинами из Уэльса, оказавшимися в Англии. И едва корабль причалил и Кэтрин впервые в жизни ступила на английскую землю, она все время держалась настороже.
В самом деле, здешние люди очень резко отличались от ее земляков - валлийцев. Кэтрин хорошо говорила по-английски, но все равно мужчины сразу распознавали легкий акцент и тут же пытались прикинуть, легко ли она поймается на удочку или нет. Женщины-торговки относились к ней с подозрением и даже враждебно - во всяком случае, пока Кэтрин не расплачивалась щедро за пирожки и апельсины, которые эти особы продавали на улицах.
Лондон подавил ее. Он оказался слишком огромным, шумным, людным и… необыкновенно грязным. Ни вересковых зарослей, ни горных вершин, овеваемых прохладным ветром. Ни вековых дубов, широко раскинувших ветви, ни колючего шиповника. Со всех сторон ее окружали только серые здания и толпы настороженных, глядящих угрюмо людей. И вместо зеленой травы под ногами лежала замусоренная мостовая. Лишь изредка Кэтрин ощущала слабое дуновение ветерка. Но он не нес ни облегчения, ни свежести. Наверное, нечто похожее испытывал человек, которого заперли в тюрьме.
«Потерпи еще немного. Зато завтра уже можно будет ехать назад», - принялась уговаривать себя Кэтрин. И мысль об этом несколько ослабила узел дурных предчувствий, сжимавших ее сердце.
Уже в десятый раз с тех пор, как она переступила порог постоялого двора, рука ее невольно тянулась в карман, к мешочку с деньгами - считанными и пересчитанными, - чтобы убедиться, на месте ли они. Впервые она имела при себе такую большую сумму. И ее сердило, что придется вручить их человеку, наверное, и без того богатому, как Крез. Сколько можно было бы сделать нужного и полезного с этими деньгами! Починить крыши коттеджей арендаторов, расширить тесные помещения для слуг, купить книги для благотворительной школы…
«Нет, - остановила себя Кэтрин. - Это важнее. Взамен денег ты получишь нечто более ценное. Свободу. Надежду на будущее. Для тебя самой и для людей, которые зависят от тебя. Что намного дороже золота».
Вынимая руку из кармана, она нечаянно коснулась кожаного переплета записной книжки и почти машинальным движением вынула ее. Пожелтевшие странички дневника заполняла тонкая вязь букв, которые она воспринимала уже почти как свой собственный почерк. Дневник вела какая-то из ее прародительниц. По мнению Дейвида Мориса - а он был достаточно образованный человек, - этому дневнику было по меньшей мере лет двести. И всякий раз, как Кэтрин обращалась к этим ветхим страничкам, ощущение времени тяжестью ложилось ей на плечи, подобно тому как грозовые тучи в ее родном Уэльсе, сгущаясь над Черной Вершиной, словно пригибали ее к земле.
Глубоко вздохнув, она перевернула несколько листов, пока не дошла до того места в старинном тексте, которое искала:
«Это предание о том наследии, которое передается от матери к дочери в течение многих поколений. Внемлите же все, в чьих жилах течет кровь Морганы.
В ту ночь, когда дочь Морганы, Гвинет, стояла в храме с саксонским купцом и собиралась произнести клятву верности будущему мужу, в притворе неожиданно появилась сама Моргана. Глаза ее сверкали, как два бриллианта. Распущенные волосы сияли, словно охваченные пламенем.
Гвинет из боязни, что мать будет возражать, напрасно пыталась утаить от нее день своего венчания с саксонцем.
Но случилось то, что и должно было случиться. Моргана взглянула в свое волшебное зеркало и узнала о намеченной на вечер церемонии. По обычаю предков, она призвала на помощь Повелителя туманов, и он в ту же минуту доставил ее к дверям храма.
Топнув ногой, Моргана гневно вопросила:
Дочь моя, неужели ты собираешься выйти замуж за этого человека? - Голос ее вознесся до самого купола храма. - За это ничтожество, за этого низкорожденного саксонца? Стоило тебе пожелать, я бы могла предложить тебе в мужья множество уэльских князей.
Но мне не нужны князья! - воскликнула в ответ Гвинет. - Я полюбила купца. И только за него выйду замуж.
Он собьет тебя с предназначенного судьбой пути, - возразила жрица. - Растлит твой разум и тело, отвратит от истин, которые я открыла тебе.
Нет, мама! Он не станет делать этого, - ответствовала юная дева. - И я никогда не забуду того, чему ты научила меня.
Ты обещаешь? - спросила Моргана.
Обещаю, - поклялась дочь.
Взмахнув рукой, Моргана словно бы извлекла из туманного облака бронзовый сосуд - чашу, на которой с одной стороны был выгравирован ворон, а с другой - воин в полном боевом снаряжении и юная дева, чью наготу прикрывали лишь распущенные волосы, которые, подобно змеям, обвивали ее прекрасное тело.
Моргана протянула сосуд дочери:
Ты должна подкрепить свою клятву. Выпей, дочь моя, этот напиток. Докажи, что ты воистину моя дочь - не только по крови, но и по духу.
Купец молил Гвинет не прикасаться к напитку, ибо опасался, что Моргана способна отравить дочь, только бы не дать ей выйти за него замуж. Но Гвинет выполнила просьбу матери, так как любила ее и хотела уважить.
Когда Гвинет осушила последнюю каплю, Моргана улыбнулась:
Теперь я вижу, что ты и в самом деле моя дочь. И поэтому я дарю тебе эту чашу. Она станет моим свадебным подарком. И напоминанием о твоей клятве. И впредь каждая дева из нашего рода в день свадьбы должна будет испить из этого сосуда, чтобы выказать почитание древних обычаев своих предков. Это даст деве мудрость и красоту, а супругу ее - силу и доблесть воина. И семейная жизнь их будет благословенна.
Тут ее лицо потемнело, словно на него легла ночная мгла:
Но помни! У той женщины из нашего рода, что не приложит губ к этому сосуду и не изопьет из него в день венчания, муж умрет не позже чем через три года после свадьбы, а ее дочери и сыновья будут прокляты и лишены потомства до тех пор, пока не найдется та, что снова отопьет из заветного сосуда.
Услышав предсказание жрицы, все ахнули. Но дочь смело улыбнулась:
Да будет так, матушка. Заверяю тебя, что все женщины в нашем роду станут почитать тебя и следовать обычаям наших предков».
Кэтрин закрыла книжку. И, как всегда после чтения этих вещих строк, мороз прошел у нее по коже. Сколько времени за последние четыре года она провела над этим древним дневником! Не счесть… Она могла мысленно представить описание сосуда, запомнила каждое слово старинного предания. И даже во сне могла бы повторить его от слова до слова.
Ей хотелось бы забыть о проклятии, выкинуть его из головы. Все это лишь предрассудки, уверяла она себя. Но, изучив семейное прошлое, вынуждена была заключить, что все беды и несчастья ее рода начались после того, как прапрапрабабушка Кэтрин в семнадцатом веке продала некую бронзовую чашу.
Продала ее предкам лорда Мэнсфилда. Вот к чему пришла Кэтрин после всех своих изысканий. Описание бронзового сосуда, который прислал лорд Мэнсфилд, полностью соответствовало тому, которое приводилось в дневниковых записях. После четырех лет поисков Кэтрин наконец нашла то, что ей так было нужно. О чем она мечтала бессонными ночами.
Слава Богу! Без этого она больше ни за что не рискнет выйти замуж, дабы никого не постигла такая же участь, какая выпала на долю ее бедного Вилли. Без этого бронзового сосуда у нее не появятся наследники. Она сама, ее поместье и все, кто связаны с ним, лишатся надежды на будущее.
А Кэтрин не могла допустить, чтобы такое случилось.
Июнь 1802 года, Кармартен, Уэльс
Эван Ньюком дважды перечитал надпись, выбитую на могильном камне. И по-прежнему ничто не шевельнулось в его душе. Ни тени печали или сожаления. Он не испытывал никакого другого чувства, кроме смутной ненависти, которая опутывала его с самого детства. Только сердце, как всегда, сжалось от страха, когда он подумал: «Ты плоть от плоти его. В твоих жилах течет его кровь. Ты такой же, как он».
Сжав зубы, Эван прочитал надпись на могильном камне в третий раз. Никакой эпитафии, ни единого слова о том, каким чудесным мужем и отцом был Томас Ньюком. Эван перевел взгляд на старый могильный камень своей матери, что лежал рядом с отцовским «Возлюбленной жене и любимой матери».
Даже прохожий, случайно бросивший взгляд на эти две могилы, не мог бы не отметить разительного контраста между ними. Однако отсутствие эпитафии удивило Эвана вовсе не потому, что ей приличествовало быть на отцовской могиле. Просто Мэри всегда каким-то образом удавалось уверить себя, будто их отец ничуть не хуже прочих людей. Выйдя замуж за своего портняжку и освободившись от отцовской власти, старшая сестра, казалось, напрочь забыла о том, каким несчастным было ее детство. Эван полагал, что она вообще вычеркнула его из памяти. Но, очевидно, ошибся.
Впрочем, возможно, вовсе не Мэри выбирала слова для надписи на могильном камне. Не исключено, что этим занимался старший брат Джордж - тугодум Джордж, который просто не способен был подобрать подходящих слов.
Само собой, с Эваном они не стали советоваться по этому поводу, поскольку он отказался приехать на похороны. Наверное, они даже вздохнули с облегчением, боясь, как бы не вышло какого скандала.
Они почти не виделись в последние годы, и родственники понятия не имели, каков он теперь. Эван покинул Кармартен и уехал учиться в Итон в двенадцать лет и сейчас, к тридцати одному году, успел стать известным ученым. Но для Мэри он был и навсегда останется «умничкой», а для Джорджа - «надутым индюком, который считает себя лучше других». Только и всего.
Молодой человек повернулся и обнаружил леди Джулиану Воган, стоявшую на пороге небольшой часовенки. И при виде ее все грустные мысли тотчас улетучились. В свое время именно стараниями супругов Воган Эвану удалось выбраться из помойной ямы своего дома и поступить учиться в Итон. Взгляд леди Джулианы, полный внимания и участия, всякий раз пробуждал в нем и уверенность в себе, и желание стать лучше.
Добрый день, миледи, - приветливо ответил Эван.
Несмотря на свои сорок с небольшим, Джулиана выглядела удивительно молодо. Красота ее, пожалуй, именно сейчас достигла полного расцвета. Подойдя к Эвану, Джулиана посмотрела на могильный камень и сжала руку Эвана:
Сочувствую от всего сердца. Мы отправили тебе письмо. Но как хорошо, что ты приехал сам и мы теперь можем выразить соболезнование лично. И я, и Рис хотим, чтобы ты знал: мы всегда с тобой.
Эван ничего не ответил. Не мог же он признаться Джулиане, что от всего сердца надеется: этот сукин сын уже поджаривается на одной из адских сковородок.
Удивленная молчанием Эвана, Джулиана устремила на него пытливый взгляд:
Мы с мужем недоумевали, почему ты не приехал два месяца назад на похороны…
Вот как… - отозвался Эван с тем окаменевшим выражением лица, по которому друзья сразу угадывали нежелание продолжать разговор на данную тему. Но не Джулиана. У нее выработалась привычка - еще когда он был мальчиком - преодолевать его упрямое молчание. И теперь, хотя он уже перерос ее на целую голову и мог бы поднять одной рукой, Джулиана, как ангел-хранитель, по-прежнему ощущала себя ответственной за его судьбу.
Нам известно, в каких отношениях ты был со своим отцом, - настойчиво продолжала она, - но ты мог бы приехать хотя бы ради своей сестры.
Едва уловимая улыбка скользнула по его губам: - Мэри нашлось кому утешить. У нее есть муж и брат Джордж. Она не особенно сокрушалась о том, что меня здесь не было. Поверьте мне. Для нее было бы сущей пыткой видеть меня у могилы без единого следа печали на лице. Я правильно сделал, что не явился на похороны. По крайней мере, она могла сказать людям, будто я внезапно заболел или оказался в отъезде. - Эван помолчал. - И все же как именно Мэри объяснила мое отсутствие? Джулиана тоже улыбнулась:
По ее словам, ты неожиданно слег в постель.
Ну вот видите. Мэри безусловно испытала большое облегчение от того, что я не приехал.
Ладно, зато сейчас ты все же решился побывать здесь, - заметила Джулиана, беря его под руку.
Эван накрыл ее ладонь своей:
Не буду лгать. Я приехал в Уэльс вовсе не из-за отца. Но повидаться с Мэри я намерен обязательно.
Хотя Эван приехал в город несколько часов назад, он невольно откладывал визит к сестре. Он рад был встретиться с Мэри, да и она его любила, он это знал. Но у него с души воротило при мысли, что придется объяснять, почему он остановился на постоялом дворе, а не у нее.
Беда в том, что в ее доме он чувствовал себя не в своей тарелке. К сожалению, Мэри почти никогда не покидало ощущение слишком большой разницы между ними. Эвану было больно наблюдать, как сестра и ее муж силятся держаться с ним непринужденно.
А уж о том, чтобы остановиться у Джорджа, и говорить не приходилось. Жизнь в этой семье превращалась в сплошной кошмар, так как брат постоянно ярился - то из-за невкусной еды, то из-за слишком расшалившихся детей. Джордж щедро отвешивал звучные пощечины невинным крошкам, и Эван не мог этого терпеть. Во многом еще и потому, что история словно бы повторялась. Джордж все больше начинал напоминать отца.
Хуже того - Эван вдруг осознал, что обладает столь же вспыльчивым нравом и, будь у него жена и дети, еще неизвестно, как он стал бы себя вести с ними…
«Плоть от плоти его. В твоих жилах течет его кровь. Ты такой же, как он».
«Проклятье!» - подумал он, невольно встряхнув головой, чтобы отогнать неприятные мысли.
Мне встретилась эта старая сплетница миссис Уинтон, и она тотчас сообщила мне, что ты пошел на кладбище, -проговорила Джулиана, бросив на него взгляд искоса. - И еще она довела до моего сведения, что ты остановился в ее убогом заведении. Надеюсь, ты не собирался уехать, даже не навестив нас? Эван улыбнулся ей:
Вы же знаете: я бы никогда так не поступил. Просто я слишком неожиданно выехал из Лондона и не успел заранее известить вас письмом. Поэтому мне не хотелось ставить вас в затруднительное положение, нагрянуть к вам без всякого предупреждения.
Затруднительное положение? Не говори глупостей. Ты так редко навещаешь наши края. И для нас всегда большая радость видеть тебя. Не смей спорить со мной. Ты немедленно заберешь вещи с постоялого двора и переедешь к нам, в Аинвуд. Конечно, от нашего дома до города два часа ходьбы. Но зато у нас несравненно удобнее. И Рис, и дети будут несказанно счастливы повидаться с тобой. - Доверительно наклонившись к нему, она добавила: - Ты уже успел убедиться, какой грязный постоялый двор у миссис Уинтон?
Меня незачем убеждать. Я сам собирался отправить вам записку с уведомлением о моем приезде.
Вот и хорошо. Теперь можно обойтись и без нее. Рис пока еще у Моргана, но присоединится к нам. Мы пообедаем в «Короне», а потом вместе отправимся на постоялый двор, ты возьмешь вещи, и мы поедем в Линвуд.
Эван кивнул, позволяя Джулиане увлечь его за собой. Хорошо будет провести время среди близких ему людей. Угрюмое настроение, охватившее его после посещения отцовской могилы, развеется само собой.
И они вышли на улицу. Доброжелательное молчание, установившееся между ними, нарушали только грохот повозок да оклики розничных торговцев. Кармартен был ярмарочный город. И сколько себя помнил Эван, здесь всегда было суетно. Этим Кармартен отчасти напоминал ему Лондон. Но все же Эван чувствовал себя тут намного вольготнее, несмотря на связанные с родными местами тягостные воспоминания.
Честно признаться, поездка в Уэльс доставила ему радость. Он успел позабыть, какие здесь дружелюбные люди, как сияет чистое небо над головой, как благоухают зеленые леса, что по-прежнему тянутся вдоль дорог. Нежность к близким сердцу местам вдруг заполонила все его существо. А он, живя в Лондоне, считал, будто навсегда похоронил эти чувства и ничто не откликнется в душе при взгляде на каждую, казалось, знакомую до боли травинку. Независимо от того, сколь печальным было его детство, сам Уэльс оставался таким, каким и был. Как и населявшие его валлийцы. И Эван переживал ни с чем не сравнимое состояние только от того, что шагал по улицам Кармартена.
Но, к сожалению, они довольно быстро добрались до «Короны» - постоялого двора, который был построен за время отсутствия Эвана. А войдя внутрь, тотчас увидели Риса, он поджидал Джулиану, читая какой-то листок. Без сомнения, один из политических памфлетов, регулярно выпускаемый Рисом и Морганом.
Доброе утро, мой дорогой, - сказала Джулиана. - Смотри, кого я встретила на улице.
Рис оторвался от листка и поднял на них глаза. Сначала в них промелькнуло удивление, на смену которому мгновенно пришла неподдельная радость. Поскольку они не виделись давно, Эван уже предвкушал долгую и интересную беседу со старшим другом. Кроме того, надеялся, что ему удастся заодно выведать у Риса кое-что важное для себя.
Ах ты, негодяй эдакий! - воскликнул Рис, вставая из-за стола и горячо обнимая молодого человека. - Ты почему не известил нас о своем приезде?
Джулиана метнула на мужа предупреждающий взгляд.
Он прямо с кладбища.
Ах да, - нахмурился Рис. - Мы весьма сочувствуем тебе.
Эван ответил только на первую его фразу:
Я и сам до последней минуты не знал, смогу ли выехать. Вот почему не успел вам написать.
Обед я уже заказал, - кивнул Рис, отодвигая кресло для жены. - И того, что подадут, вполне хватит на троих. Надеюсь, ты не станешь отказываться?
Спасибо, не стану, - сказал Эван, присаживаясь к столу. - Признаться, я успел проголодаться.
Как бы там ни было, - продолжил Рис, - мы. рады видеть тебя.
Эван отвел глаза в сторону:
Я уже говорил Джулиане, что приехал сюда вовсе не из-за отца.
Тогда из-за чего же? - насторожилась Джулиана.
Чтобы найти Леди Туманов.
Муж и жена обменялись недоумевающими взглядами.
Леди Туманов? - одновременно переспросили они.
Да. Вы не могли не слышать про эту старую львицу.
Старую львицу? - все тем же недоумевающим тоном повторила за ним Джулиана.
Я с детства слышал про нее всякие небылицы. И вы тоже наверняка знаете их все…
Да, - начал было Рис, но Джулиана тотчас перебила его.
Ну конечно, мы слышали все эти предания про старую Леди Туманов. - От взгляда Эвана не ускользнуло, как предостерегающе она посмотрела на мужа и как с особенным нажимом произнесла слово «старая». Учитывая, что он помнил эти россказни еще в детстве, сейчас Леди Туманов не могло быть меньше семидесяти. Разумеется, старая, какая же еще? - А что тебе известно про нее? - полюбопытствовала Джулиана.
Она прекрасно ездит верхом, стреляет не хуже охотника, играет на арфе как богиня, и у нее ангельский голос. И вообще непонятно, зачем она снисходит до обще-, ния с нами, простыми смертными, - саркастическим тоном закончил Эван. Годы ученых занятий в Лондоне не раз давали ему возможность убедиться, насколько преувеличенными порой оказываются легенды.
Вскинув брови, Рис обратился к жене:
Дорогая, расскажи Эвану, что мы знаем о Леди Туманов.
Эван чувствовал, что они что-то недоговаривают. Но это их свойство - склонность к недомолвкам - он обнаружил с первой же встречи, и по сей день супруги явно не собирались изменять себе. А еще Эван невольно отметил взаимную любовь, которая, несмотря на годы совместной жизни, по-прежнему связывала эту пару.
Но тут появился лакей, неся блюда с едой - в том числе баранью ногу, картофель, капусту… Короче, всего этого достало бы и четырем мужчинам. Эван с трудом сдержал улыбку. Рис всегда отличался таким же хорошим аппетитом, как и сам Эван.
По праву хозяйки Джулиана принялась раскладывать еду по тарелкам.
А почему тебя вдруг заинтересовала Леди Туманов?
Эван помедлил, прикидывая, что можно, а чего не следует говорить.
Не знаю, слышали ли вы что-нибудь об убийстве моего друга Юстина?
Да, помнится, я читала о смерти лорда Мэнсфилда в «Тайме». До нас все сведения доходят, естественно, с большим опозданием, - отозвалась Джулиана, подавая ему тарелку. - В «Тайме» писали, что на него напали грабители. Мне искренне жаль, он ведь был твоим близким другом еще со времен Итона. Ты, наверное, очень горевал?
Эван только кивнул, не в силах выговорить ни слова. И, уставившись в тарелку, вдруг почувствовал отвращение к еде. Смерть друга он переживал намного острее, чем кончину отца. Юстин в свое время помог Эвану преодолеть все рифы и подводные течения в Итоне. Не обращая внимания на насмешки одноклассников, он подружился с сыном простолюдина. И научил Эвана, как выстоять против высокомерного пренебрежения юных отпрысков знати и издевательства богатых купеческих сынков.
Потом, уже повзрослев, они вместе поступили в Кембридж. И остались друзьями, хотя Юстин постепенно начал вести рассеянную жизнь, какая и приличествовала молодому аристократу. Юстин - единственный человек, который был способен вдруг оторвать Эвана от его занятий, увлечь за собой на какую-нибудь вечеринку с девушками, заставить развлекаться на свой лад. Только с Юстином Эван не думал о том, откуда он родом и кто он есть на самом деле. И когда помолвка Эвана с дочкой богатого купца закончилась столь плачевно - только благодаря Юстину Эван сумел забыть о душевной ране и начать жить сначала.
Он все еще не мог себе представить этого обаятельного бездельника, насмешливого, полного жизни молодого человека мертвым. Это было немыслимо. Но никуда от этого факта нельзя было деться. И каждый раз при мысли об этом Эвана переполняли горечь и злость. Злость, которая и привела его в Уэльс.
Из-за его убийства я и приехал, чтобы найти Леди Туманов, - пояснил Эван и добавил в ответ на удивленные взгляды супругов Воган: - У меня есть основания считать, что она последняя видела его живым.
Но почему ты так решил? - озабоченно переспросила Джулиана.
Потому что он должен был встретиться с ней в тот вечер, когда его убили.
И ты полагаешь, будто она имеет какое-то отношение к убийству? - еще более тревожным тоном уточнила Джулиана.
Нет. Но полиция пока в полном тупике. Быть может, эта дама упомянет о чем-то, на что никто пока не обратил внимания, и таким образом поможет задержать убийц.
Понятно. - Лицо Джулианы прояснилось. - Тогда ты поступаешь правильно.
Рад, что вы меня одобряете. - Эвану не удалось скрыть своего сарказма. Джулиана вела себя весьма странно. Интересно, что бы она сказала, узнай она все подробности этого дела? - Теперь, надеюсь, вы поделитесь со мной всем, что вам известно о Леди Туманов?
Она вдова, - начал Рис. - Это трагическая история. Ее муж - Вилли Прайс - погиб в день их свадь-бы. Помнится, произошел какой-то несчастный случай.
Помимо воли Эван ощутил нечто вроде сочувствия к Леди Туманов.
Как ужасно!
Да, - согласилась Джулиана. - Но она не пала духом. И сумела сама найти дорогу в жизни.
Мы как-то однажды встречались с ней - когда она приезжала в Кармартен, - добавил Рис и почему-то закашлялся, поймав предостерегающий взгляд жены.
Эван окунул кусок хлеба в подливку от жаркого.
И как она выглядела?
Джулиана прервала собравшегося было заговорить мужа:
Она была неотразима, в полном соответствии с легендами.
Ты, конечно, знаешь - она из местных аристократов и довольно богата, - продолжил Рис.
На этот раз настал черед Эвана недоумевать. Он привык воспринимать эту старуху из легенд безотносительно к какому-либо сословию. Как существо, которое прежде, несомненно, сочли бы ведьмой. Ее аристократическое происхождение несколько сбило его с толку. Вряд ли женщина, занимающая такое положение, могла бы стать соучастницей убийства.
Вы имеете в виду еще что-то, помимо верховой езды и стрельбы?
Лицо Риса приобрело какое-то загадочное выражение.
Да, помимо этого. Она пишет эссе. И ты, наверное, читал ее работы. Она изучает валлийский фольклор. Мы с Морганом печатали некоторые из ее эссе в нашем издании. - Рис посмотрел на Джулиану. - Думаю, она тебе понравится. И гораздо больше, чем ты ожидаешь.
Понравится она мне или нет - дело десятое. Сейчас для меня намного важнее узнать, как ее зовут и где ее найти.
Это как раз легче легкого, - оживилась Джулиана. - Ее зовут Кэтрин Прайс, и живет она близ Лондезана. Я тебе объясню, где находится селение, а там тебе покажут, как добраться до поместья. Оно именуется Плас Найвл, то есть Замок туманов. - И, не откладывая дело в долгий ящик, она тотчас рассказала, когда лучше ему отправиться, чтобы пораньше попасть в расположенный у подножия Черной горы городок. А там уже рукой подать и до замка Леди Туманов. - Ты найдешь его сразу, поскольку это в непосредственной близости от знаменитого озера Ллин Фэн-Фах. Как ты, наверное, и без меня помнишь по легендам, фея этого озера вышла замуж за простого смертного. Их потомками считаются великие древние знахари из Мертир Тайдфил.
Эван кивнул. Он слышал эту легенду. Купец, увидев плещущуюся в озере фею, влюбился в нее без памяти. Она дала согласие выйти за него замуж и в приданое принесла ему золото и домашний скот. Но при этом поставила одно условие: она будет его женой до тех пор, пока он трижды не ударит ее. Прошло много лет счастливой семейной жизни, у них родилось трое детей. И купец забыл о своем обещании. Когда он в третий раз ударил жену, она вдруг исчезла. А вместе с ней и золото, и все стада.
«Весьма мудро, - подумал Эван. - Очень жаль, что моей бедной матушке не дано было вовремя исчезнуть».
Непременно взгляни на это необыкновенной красоты озеро, когда окажешься в Лондезане, - продолжала наставлять его Джулиана. - В нем есть нечто непередаваемо таинственное и загадочное.
В ее голосе прозвучали печальные нотки, вызвавшие на его губах улыбку. Стоило Джулиане заговорить о каком-нибудь местечке в Уэльсе, как в ней сразу же просыпались романтические настроения. Что же говорить о таком знаменитом месте, как замок Леди Туманов…
Ну конечно, я постараюсь побывать там, - сказал он. - Хотя, признаться, мне не хочется напрасно терять время.
Значит, ты и у нас не намерен задерживаться? - осведомилась Джулиана.
Боюсь, что нет. Пару дней я здесь пробуду, но потом мне надо в Лондезан. - Эван собирался все свое время посвятить этой Кэтрин Прайс. Ведь наверняка будет нелегко выуживать по крупицам сведения от старой хитрой лисицы. Надо будет вести себя с ней весьма осмотрительно, чтобы не вспугнуть это живое привидение.
Пока будешь там, остановись в «Красном драконе». Это прекрасный постоялый двор, - вздохнула Джулиана. - Надеюсь, на обратном пути ты все же снова, хоть ненадолго, заедешь к нам?
Разумеется, - опять улыбнулся Эван. - И на этот раз непременно загодя предупрежу вас о приезде.
Это совсем не обязательно, - не обращая внимания на его тон, отозвалась Джулиана. - Мы всегда бесконечно рады видеть тебя. И ждем не дождемся того дня, когда ты объявишься у нас вместе с женой.
Тяжело вздохнув, Эван отодвинул тарелку.
Зачем снова возвращаться к этой теме? Я уже говорил вам, что ни одна женщина в здравом уме не выйдет замуж за такого зануду, как я.
Но ты вовсе не зануда, - возразила Джулиана и взглянула на мужа, взывая о поддержке. Но Рис благоразумно предпочел не вмешиваться. - Ты мужественный, привлекательный молодой человек. И немало женщин почли бы за счастье заиметь такого мужа.
Эван даже не потрудился скрыть горечь, которая прорвалась в его голосе:
В самом деле? А я знаю многих, кто с вами бы не согласился. Мое происхождение заставляет благородных девиц отворачиваться, а тех, которые принадлежат к моему классу, отпугивает мое образование. Для англичанок во мне слишком много валлийского, а для местных во мне слишком много от англичанина. Вдобавок у меня отвратительный характер: я упрям, вспыльчив. И я напрочь лишен того обаяния, которое покоряет женщин. - «Я плоть от плоти своего отца», - про себя продолжил он, но постарался Отогнать эту мысль. - Одним словом, я не подхожу ни для кого. К тому же я еще не нашел никого, кто устроил бы меня самого. И больше я не стану говорить об этом.
Дебора Мартин
Леди туманов
Лондон, май, 1802 год
«Ну где же он?» - в нетерпении думала Кэтрин Прайс. Лорд Мэнсфилд сам выбрал и время, и место встречи, «…в девять часов на постоялом дворе под названием „Козерог“. Пройдите в отдельную комнату, которую я закажу заранее…» - написал он ей в последнем письме.
И вот она здесь, стоит в богато обставленной комнате с бархатными занавесками, - в полном одиночестве и совершенно потерянная. Впервые с момента, как она замыслила это дело, Кэтрин охватили сомнения. Правильно ли это: встречаться на постоялом дворе с совершенно незнакомым ей человеком? Тем более не с валлийцем, а англичанином, которые способны Бог знает на что.
На нее нахлынули дурные предчувствия, отравляя все радужные надежды, связанные с этим вечером. Еще когда она вышла сегодня из гостиницы, в горле сразу пересохло, сердце томительно сжалось. Ее не покидало ощущение, что кто-то постоянно не сводит с нее глаз, следит за каждым ее движением. Конечно же, виной всему было ее собственное неуемное воображение. Бабушка постоянно ворчала на Кэтрин, упрекая, что она шарахается от собственной тени. Вот уж кто, не моргнув глазом, остался бы один на один с любым незнакомцем. Бабушка умела постоять за себя.
Но тем не менее Кэтрин все же приехала в Лондон. Она пугливо оглядела помещение, у которого был отдельный вход. Почему лорд Мэнсфилд остановил свой выбор на этом невзрачном постоялом дворе? Какие у него были на то причины? Может, он намерен покуситься на ее честь?
«Не городи чушь, - мысленно перебила самое себя Кэтрин. - Он понятия не имеет, что ты из себя представляешь. Как ты выглядишь, молодая или старая, наконец. С какой стати ему придет в голову соблазнять тебя, если он даже не знает, с кем ему придется иметь дело?»
Но с раннего детства она слышала всякие ужасы о том, что случается с женщинами, которые пускаются одни в путешествие. Особенно с женщинами из Уэльса, оказавшимися в Англии. И едва корабль причалил и Кэтрин впервые в жизни ступила на английскую землю, она все время держалась настороже.
В самом деле, здешние люди очень резко отличались от ее земляков - валлийцев. Кэтрин хорошо говорила по-английски, но все равно мужчины сразу распознавали легкий акцент и тут же пытались прикинуть, легко ли она поймается на удочку или нет. Женщины-торговки относились к ней с подозрением и даже враждебно - во всяком случае, пока Кэтрин не расплачивалась щедро за пирожки и апельсины, которые эти особы продавали на улицах.
Лондон подавил ее. Он оказался слишком огромным, шумным, людным и… необыкновенно грязным. Ни вересковых зарослей, ни горных вершин, овеваемых прохладным ветром. Ни вековых дубов, широко раскинувших ветви, ни колючего шиповника. Со всех сторон ее окружали только серые здания и толпы настороженных, глядящих угрюмо людей. И вместо зеленой травы под ногами лежала замусоренная мостовая. Лишь изредка Кэтрин ощущала слабое дуновение ветерка. Но он не нес ни облегчения, ни свежести. Наверное, нечто похожее испытывал человек, которого заперли в тюрьме.
«Потерпи еще немного. Зато завтра уже можно будет ехать назад», - принялась уговаривать себя Кэтрин. И мысль об этом несколько ослабила узел дурных предчувствий, сжимавших ее сердце.
Уже в десятый раз с тех пор, как она переступила порог постоялого двора, рука ее невольно тянулась в карман, к мешочку с деньгами - считанными и пересчитанными, - чтобы убедиться, на месте ли они. Впервые она имела при себе такую большую сумму. И ее сердило, что придется вручить их человеку, наверное, и без того богатому, как Крез. Сколько можно было бы сделать нужного и полезного с этими деньгами! Починить крыши коттеджей арендаторов, расширить тесные помещения для слуг, купить книги для благотворительной школы…
«Нет, - остановила себя Кэтрин. - Это важнее. Взамен денег ты получишь нечто более ценное. Свободу. Надежду на будущее. Для тебя самой и для людей, которые зависят от тебя. Что намного дороже золота».
Вынимая руку из кармана, она нечаянно коснулась кожаного переплета записной книжки и почти машинальным движением вынула ее. Пожелтевшие странички дневника заполняла тонкая вязь букв, которые она воспринимала уже почти как свой собственный почерк. Дневник вела какая-то из ее прародительниц. По мнению Дейвида Мориса - а он был достаточно образованный человек, - этому дневнику было по меньшей мере лет двести. И всякий раз, как Кэтрин обращалась к этим ветхим страничкам, ощущение времени тяжестью ложилось ей на плечи, подобно тому как грозовые тучи в ее родном Уэльсе, сгущаясь над Черной Вершиной, словно пригибали ее к земле.
Глубоко вздохнув, она перевернула несколько листов, пока не дошла до того места в старинном тексте, которое искала:
«Это предание о том наследии, которое передается от матери к дочери в течение многих поколений. Внемлите же все, в чьих жилах течет кровь Морганы.
В ту ночь, когда дочь Морганы, Гвинет, стояла в храме с саксонским купцом и собиралась произнести клятву верности будущему мужу, в притворе неожиданно появилась сама Моргана. Глаза ее сверкали, как два бриллианта. Распущенные волосы сияли, словно охваченные пламенем.
Гвинет из боязни, что мать будет возражать, напрасно пыталась утаить от нее день своего венчания с саксонцем.
Но случилось то, что и должно было случиться. Моргана взглянула в свое волшебное зеркало и узнала о намеченной на вечер церемонии. По обычаю предков, она призвала на помощь Повелителя туманов, и он в ту же минуту доставил ее к дверям храма.
Топнув ногой, Моргана гневно вопросила:
Дочь моя, неужели ты собираешься выйти замуж за этого человека? - Голос ее вознесся до самого купола храма. - За это ничтожество, за этого низкорожденного саксонца? Стоило тебе пожелать, я бы могла предложить тебе в мужья множество уэльских князей.
Но мне не нужны князья! - воскликнула в ответ Гвинет. - Я полюбила купца. И только за него выйду замуж.
Он собьет тебя с предназначенного судьбой пути, - возразила жрица. - Растлит твой разум и тело, отвратит от истин, которые я открыла тебе.
Нет, мама! Он не станет делать этого, - ответствовала юная дева. - И я никогда не забуду того, чему ты научила меня.
Ты обещаешь? - спросила Моргана.
Обещаю, - поклялась дочь.
Взмахнув рукой, Моргана словно бы извлекла из туманного облака бронзовый сосуд - чашу, на которой с одной стороны был выгравирован ворон, а с другой - воин в полном боевом снаряжении и юная дева, чью наготу прикрывали лишь распущенные волосы, которые, подобно змеям, обвивали ее прекрасное тело.
26 июля 2017 года Окская судоверфь (входит в состав UCL Holding) спустила на воду уникальное многофункциональное морское водолазное судно-катамаран «Игорь Ильин» проекта SDS 18, построенное по заказу ФБУ «Морспасслужба Росморречфлота».
В торжественной церемонии спуска приняли участие: руководитель ФБУ «Морспасслужба Росморречфлота» Андрей Хаустов, представители администрации Навашинского района и Нижегородской области, бизнес-партнеры и сотрудники Окской судоверфи, жители города.
Крестной матерью судна стала помощник руководителя ФБУ «Морспасслужба Росморречфлота» Наталья Гуреева.
«Окская судоверфь стала первым в России предприятием, начавшим строительство судов данного проекта», - указал в приветственном слове генеральный директор компании Владимир Куликов.
Владимир Куликов, генеральный директор АО «Окская судоверфь»:
- За более чем вековую историю развития предприятия, Окская судоверфь накопила уникальный опыт строительства судов разной степени сложности, и способна справляться с поставленными задачами не только досрочно, но и с соблюдением неизменно высокого качества. В прошлом году на предприятии прошла масштабная модернизация: закуплено новое, современное оборудование, реконструированы производственные объекты. Благодаря проделанной работе Окскую судоверфь сегодня по праву можно назвать одним из лидеров отрасли, способным выпускать уникальные, технологически сложные суда. Высокое качество работы верфи признается нашими партнерами, среди которых - компании Росморречфлота. Окская судоверфь готова и дальше наращивать объемы и темпы производства. В 2017 году компания продолжает модернизацию производства, направленную на повышение производительности труда и снижение энергозатрат. Наша цель - стать центром инновационного судостроения в Российской Федерации. Флот страны должен обновлялся за счет современных, технологичных и экологичных судов, ряды которых с сегодняшнего дня пополняет многофункциональное морское водолазное судно-катамаран «Игорь Ильин». Желаю судну и его команде долгой и успешной работы.
Судно-катамаран «Игорь Ильин» проекта SDS18 предназначено для обеспечения водолазных и подводно-технических работ на глубинах до 60 метров при волнении моря до 3-х баллов. Может участвовать в аварийно-спасательных и судоподъемных операциях, а также использоваться для размещения и обеспечения работы научно-исследовательских партий, обследования дна акваторий, затонувших объектов, подводной части корпусов судов и гидротехнических сооружений.
Класс судна : КМ Ice1 R1 AUT3-ICS OMBO DYNPOS-1 Catamaran Special purpose ship
| Длина максимальная, м | 46,20 |
| Длина наибольшая по курсу, м | 45,00 |
| Длина между перпендикулярами, м | 43,20 |
| Ширина максимальная, м | 13,72 |
| Ширина, м | 13,50 |
| Ширина одного корпуса, м | 4,40 |
| Высота борта, м | 4,20 |
| Осадка КВЛ, м | 2,00 |
| Осадка по ЛГВЛ, м | 2,50 |
| Дедвейт при осадке по КВЛ (около), т | 80 |
| Дедвейт при осадке по ЛГВЛ (около), т | 262 |
| Автономность, сут. | 25 |
| Экипаж/мест/спецперсонал, чел | 7/12/18 |
| Скорость, узлы | 11,5 |
| Валовая вместимость, GT | 761 |
Проектантом является ООО «Морское Инженерное Бюро».
Дополнительная информация
АО «Окская судоверфь» - современное судостроительное предприятие в составе дивизиона VBTH международной транспортной группы UCL Holding. Основными направлениями деятельности предприятия являются судостроение: нефтеналивные и сухогрузные среднетоннажные суда смешанного плавания, контейнеровозы, специальные суда, баржи. В 2015 году Окская судоверфь стала вторым крупнейшим судостроительным предприятием в России по объему совокупного тоннажа построенных судов.
UCL Holding - международная транспортная группа, консолидирующая ряд российских судоходных, судостроительных, железнодорожных, стивидорных и логистических компаний. В состав группы входят также Северо-Западное и Волжское пароходства, компания «В.Ф. Танкер», судостроительные и логистические активы.