МУЛЬТИКУЛЬТУРНОЕ ОБЩЕСТВО. В 1980–1990 годах 20 в. в развитых странах Западной Европы и Северной Америки появились признаки замещения национального общества мультикультурным. Но в действительности предпосылки этого процесса возникли несколькими десятилетиями раньше. В ходе послевоенного восстановления и перестройки отраслевой структуры экономики развитых стран Западной Европы и Северной Америки начала ощущаться нехватка рабочей силы. Но в условиях становления социального государства, когда менялся характер найма, вводились и увеличивались пособия по безработице и бедности, создавалась пенсионная система и т.п., местные рабочие не пошли на малоквалифицированные, грязные и мало оплачиваемые работы, которые рассматривались как непрестижные. Поэтому для устранения дефицита большинство этих стран начали привлекать рабочих из развивающегося мира, согласных на получение низкой (по европейским стандартам) зарплаты.
До 70–80-х годов 20 в. эти рабочие прибывали преимущественно из бывших колоний, поэтому мигрант относительно владел языком принимающей страны и, в принципе, представлял себе существующие в ней порядки, что облегчало его адаптацию. Мигранты пополняли преимущественно ряды малоквалифицированных рабочих в промышленности развитых стран. Но для повышения своего социально статуса они должны были окончательно выучить язык, получить определенную квалификацию, учить детей в школе для обеспечения их будущего и т.п., т.е. так или иначе, интегрироваться в местное общество. Этому способствовала и работа в сравнительно многочисленных трудовых коллективах, где мигрант также должен был «вписаться» в существующую систему. Иначе говоря, он должен был постоянно устанавливать контакты на самом различном уровне и вести себя как самый добропорядочный гражданин принимающей страны. Поэтому трения и столкновения между местным населением и иммигрантами были явлением довольно редким. Возможно, это объяснялось и относительно небольшой численностью иммигрантов (по доле населения принимающей страны).
Существовал и другой поток иммигрантов. В него входили люди тесно связанные с колониальным режимом и не могшие или не хотевшие оставаться при новом режиме, этнически смешанные семьи (или их потомки), часть студентов, учившихся в метрополии и не захотевших вернуться и пр. Для них необходимость интеграции в принимающее общество стояла еще более остро, так как от этого зависело сохранение как существующего жизненного уровня, так и социального престижа. Но в то же время интеграция в принимающее общество для них была легче, чем для первого потока.
Однако с конца 70-х годов положение стало быстро меняться. Во-первых, произошло увеличение общей численности иммиграции, но при этом изменился ее характер. В ней появились три новых типа: беженец, нелегальный иммигрант и временный иммигрант. Беженец, как правило, наименее приспособлен к врастанию в окружающую среду. Часть из них надеются вернуться домой после завершения войны, переворота и т.п., часть довольствуется получением пособия, а какая-то группа занимается политической деятельностью среди иммигрантов. Временный иммигрант стремится как можно скорее заработать и вернуться домой, а что происходит вокруг, его мало интересует. Что же касается нелегальной иммиграции, то ее причиной стало ухудшение положения низших слоев населения в целом ряде развивающихся стран, с одной стороны, и ограничение въезда в развитых странах. Как и первые два типа, нелегальный иммигрант так же плохо приспособлен к врастанию в окружающую среду.
Во-вторых, топливно-энергетический кризис значительно ухудшил условия воспроизводства в целом ряде старых отраслей (индустрии «дымовых труб») в развитых странах, что привело к массовому закрытию этих предприятий, либо к выносу их в развивающийся мир. Следствием стала нарастающая сервисизация экономики, в ходе которой основным местом занятости иммигранта становится не промышленность, а относительно плохо оплачиваемая сфера услуг. Сами особенности этой сферы – отсутствие необходимости предварительного получения квалификации, работа в небольшом коллективе или даже в одиночку, минимальные контакты с окружающими, низкий социальный престиж, относительно низкая оплата труда и пр. – ведут к тому, что она оказывается идеально соответствующей потребностям низкоквалифицированного или неквалифицированного иммигранта из развивающейся страны. Но вследствие всего этого интеграция иммигранта в принимающее общество становится не обязательной.
В-третьих, со структурной ломкой экономики развитых стран возрастает доля безработицы (с 3–4 до 9–11%), а увеличение иммиграции создает представление о захвате «чужаками» рабочих мест. (В действительности местное население не идет на эти мало престижные работы). Как следствие этого по отношению к иммигрантам возникает антагонизм местного населения, особенно люмпенизированных слоев. В-четвертых, снижение требований к уровню квалификации, знанию языка и пр. обусловили возрастание доли нелегальной иммиграции в ее общем объеме. При этом в нелегальную эмиграцию стали втягиваться граждане не только бывших колоний, но и других стран (афганцы, иранцы, йеменцы и пр.), которые, как правило, не знают европейских языков, приносят с собой традиционные отношения и т.п. Сменился состав эмигрантов даже из бывших колоний: они выросли уже в независимой стране, живущей по своим законам, традициям, говорят на родном языке и т.п. Поэтому они оказываются также полными чужаками в принимающей стране. Естественно, это не способствует налаживанию нормальных отношений с местным населением.
Сама нелегальность прибытия и пребывания в принимающей стране неизбежно связывает иммигрантов с криминальными структурами, вынуждает их участвовать в торговле наркотиками, «живым товаром», а, в конечном счете, лишает возможности найти законное занятие. В результате иммигрант оказывается вне принимающего общества, которое относится к нему если и не враждебно, то достаточно недоброжелательно. В качестве компенсации и противодействия этому он поселяется в особом пригороде среди своих компатриотов, поддерживает традиционные связи с ними, плохо знает язык и местное право, не видит смысла в обучении детей в официальной школе и т.п. Очень быстро он примыкает к какой-то неформальной земляческой группе. Последняя, в известной степени превращается в самодовлеющее целое: она обладает своими религиозными организациями, школами, своеобразными культурными организациями, сферой обслуживания и даже судами.
Но, возникнув как организация низших слоев иммигрантов, в дальнейшем такое землячество зачастую превращается в центр притяжения для всех типов иммигрантов данного этноса, включая даже специалистов высшей квалификации, вполне успешно интегрирующихся в принимающее общество. В основе этого явления лежит как сохранение остатков архаичных отношений в данном этносе, так и вполне естественное стремление приобщить детей к культуре предков.
Следствием стало формирование так называемого мультикультурного общества в развитых странах, в котором взаимодействуют, наряду с индивидами-гражданами данной страны, этно-конфессиональные общины, связанные языком, конфессией, культурой и пр. При этом в большинстве развитых стран численность и мощь этих эмигрантских общин, не стремящихся к интеграции в принимающее общество, возрастают. Так, в 90-х годах доля иностранцев в населении Великобритании достигла 3,3%, Франции – 6,4%, Германии – 8,2%, Бельгии – 9,1%, в США – 25%. Возникновение мультикультурного общества, разрывая единое социально-политическое пространство, вызывает цивилизационный разлом в западном обществе, в перспективе угрожая возникновением новых острых противоречий. Массовая эмиграция из развивающихся в конце 20 в. вызвала раскол в правящей элите западных стран. Использование дешевого (зачастую и неполноправного) труда иммигрантов в течении десятилетий обеспечивало дополнительные прибыли предпринимательским кругам. Но в то же время она влечет за собой появление и нарастание этнических и конфессиональных противоречий между местным населением и чужаками-мигрантами, а иногда и между разными иммигрантскими общинами. В итоге происходит политизация этно-конфессиональных отношений. Отражением этих процессов является появление радикальных – крайне националистических и неофашистских партий (Австрия , Германия, Франция), которые начинают выступать за ограничение иммиграции и даже высылку иммигрантов. Более того, в европейских странах принимается законодательство, направленное на сдерживание притока населения извне, сокращение помощи беженцам и т.п.
Следует отметить еще одно обстоятельство. Во второй половине 20 в. структурная ломка экономики и формирование социального государства в развитых странах привели к ослаблению или даже ликвидации противоречий индустриального капитализма. Это породило развал старых социально-политических связей, охватывавших сравнительно крупные страты населения. В результате общество начинает состоять из массы сравнительно мелких групп, каждая из которых связана партикулярными интересами, что придает обществу несколько аморфный характер. Об этом, в частности, свидетельствует ослабление профсоюзов, падение доли занятых, охватываемых ими, и развал старых политических партий, появление массы мелких организаций, основанных на самых различных принципах и началах.
К тому же, иммигранты, прибывая из стран, где происходит становление капитализма, а, следовательно, и относительно современного классового общества, приносят с собой классовые отношения (иногда довольно архаичные), существующие в странах выезда. Поэтому этно-конфессиональные общины, возникающие в принимающих странах, обретают классовый характер. В результате аморфно-структурированное общество Севера не может найти адекватного ответа вызовам ни мультикультуризации, ни возрождению процессов классогенеза на части своего экономического и политического пространства.
Глерий Широков. 2003 год
В августе 2010 Тило Саррацин, немецкий политик, представитель СДПГ опубликовал скандальную книгу «Германия – самоликвидация, или Как мы поставили на карту нашу страну». В книге он подверг критике экономическую, социальную, демографическую, образовательную и миграционную политику немецких властей.
Вскоре немецкие политики, как глава МВД Германии Томас де Мезьер, премьер-министр Баварии Хорст Зеехофер и др.высказали свою точку зрения на политику мультикультурализма. В октябре 2010 канцлер ФРГ Ангела Меркель на конференции христианско-демократической молодежи заявила о полном крахе политики мультикультурализма: «Этот мультикультуралистский подход, согласно которому мы просто живем бок о бок, и все довольны, полностью провалился». Это заявление стало сенсацией во всем мире.
5 февраля 2011 премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон на конференции по безопасности в Мюнхене сделал заявление, что британские власти меняют свое отношение к политике мультикультурности, которая была популярной в западных странах. Британское общество нуждается в более крепкой национальной самоидентификации для того, чтобы предотвратить обращение людей к экстремизму: «Говоря честно, нам меньше нужна пассивная толерантность последних лет и много больше – мускулистый либерализм». Он далее отметил: «Создание более сильного чувства принадлежности к нации или месту, где живёшь, является ключом для достижения настоящей сплочённости, позволяющей людям сказать: «Я мусульманин, я индус, я христианин, но я лондонец тоже». Нам не удалось дать им видение общества, к которому они бы почувствовали желание принадлежать. Мы даже толерантно относимся к этим сегрегированным сообществам, чей образ жизни противоречит нашим ценностям».
В феврале 2010 президент Франции Николя Саркози также сделал заявление о том, что политика мультикультурализма в его стране потерпела крах: «Да, это провал. Дело в том, что во всех демократических сообществах уделяли слишком много внимания идентичности тех, кто приезжает в страну, и слишком мало внимания идентичности тех, кто их принимает. Общество, в котором общины сосуществуют рядом друг с другом, нам не нужно. Если кто-то приезжает во Францию, то он должен влиться в единое сообщество, являющееся национальным. Если кто-то с этим не согласен, пусть не приезжает во Францию.…Национальное французское общество не хочет менять образ жизни. Оно не намерено отказываться от принципа равенства между мужчинами и женщинами, от права девочек ходить в школу».
1 декабря 2010Мультикультурная революция в Европе: что это такое?
Андрей БОГЕН / Гамбург
Горящие парижские предместья, банды бритоголовых турок и албанцев держат в страхе почтенных граждан, толпы женщин в мусульманских платках заполоняют улицы европейских городов, бледные стареющие европейцы по вечерам спешат спрятаться в своих домах, подчиняясь добровольно установленному «комендантскому часу» – приблизительно такую картину рисуют многие российские СМИ, когда речь заходит о современной Европе.
При этом российская пресса охотно ссылается на политиков и публицистов типа Ангелы Меркель, Хорста Зеехофера или Тило Саррацина, в один голос – хотя и в разных выражениях – утверждающих, что мультикультурная политика потерпела поражение.
Но соответствует ли такая картина действительности? И что такое, собственно, мультикультурная политика? В чем заключается её концепция? И кто и по каким причинам выступает против неё?
Наследие романтизма
Примерно двести лет назад европейский романтизм впервые осознал ценность национальной культуры. Уроки Французской революции и разочарование от несбывшихся надежд на рациональное переустройство общества породили тогда эстетическую идеологию, центральной проблемой которой стал конфликт между мечтой и действительностью, а главным тезисом – идея абсолютной ценности экзистенциальной свободы. «Только идея свободы самодостаточна для меня. Всё остальное убивает моё сердце», – писал один из крупнейших идеологов романтизма немецкий философ Иоганн Фихте.
Иоганн Готлиб Фихте (1762-1814)
Протест против реальности нуждался в опоре. Эта опора не могла быть найдена в повседневной жизни, и в её поисках романтики обратились к душе человека, к истории, к культуре сначала своей, а затем и другой нации – к культурам экзотических стран и народов. Неизбежным следствием стал отказ от европоцентричности, неизбежным выводом – идея, что только взаимодействие разных культур является залогом полноценного развития каждой отдельной культуры.
«Страна, которая не принимает других, быстро идет к своей гибели», — так выразил этот вывод Гёте.
Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-1832)
Разумеется, романтизм был не единственным направлением в европейской культуре. Да и внутри самого романтизма были разные течения и направления, в том числе и довольно реакционные. Но романтизм в целом стал первой культурной формацией, провозгласившей идею прав человека не только политической, но и эстетической категорией, и потому лег в основу традиции, без которой невозможно представить европейскую культуру – традиции борьбы за примат отдельного над общим, исключительного над общепринятым, личности над массой. Не случайно, и многие отдельные европейские страны (например, Германия) и Европейский Союз в целом видят истоки своей современной государственности в революции 1848 года – романтической по идеологии и по духу.
Уходит своими корнями в романтизм и концепция мультикультурализма. Это концепция, в которой многие сейчас видят угрозу «европейской культуре», но без которой эту европейскую культуру трудно себе представить.
Бремя белых
Прошло, однако, более ста лет, прежде чем эта концепция была окончательно оформлена и выражена языком конкретной политической идеологии. За это время успела достичь своего расцвета и исчезнуть целая эпоха – эпоха колониализма. Основным аргументом в пользу колониальных захватов был как раз аргумент, противоположный романтической идее ценности любой культуры и состоящий в том, что «белый человек» несёт якобы «отсталым» народам блага своей цивилизации. Аргумент этот, впрочем, уже в XVI веке – то есть в самом начале европейской экспансии – был поставлен под сомнение (например, в трудах Бартоломео де Лас Касаса), до сих пор полностью не отвергнут. «Бременем белых» назвал эту своеобразную миссию европейцев Рельярд Киплинг.
Африканские рабочие – дети и взрослые – жертвы отрубания рук за невыполнение нормы по сбору каучука. Бельгийское Конго, конец XIX века
Тем не менее сегодня вряд ли кто всерьез сможет утверждать, что культуры Индии или Китая с их тысячелетней истории в чем-то уступали европейской или что ацтеки были «отсталым» народом. Просто европейцы на какой-то момент оказались сильнее – точно так же, как в свое время сильнее оказались персы, разрушившие Вавилон и Древний Египет, или монголы под предводительством Чингисхана. Среди благ цивилизации, которые европейцы принесли «отсталым народам» были не только насаждения рабства или уничтожение миллионов людей, но и такие явления, как массовый голод в той же Индии (в 1936 году люди умирали от него прямо перед дворцами Калькутты), уничтожение собрания древних рукописей в исламском университете в Тимбукту (Мали) или отрубание рук африканским рабочим за невыполнение нормы по сбору каучука в Бельгийском Конго – мера по повышению производительности труда, которой позавидовали бы и Генрих Гиммлер, и Лаврентий Берия. На самом деле Европа несла в Африку или Индию отнюдь не культуру – настоящая культура всегда в оппозиции насилию и грабежу – она несла порядок, на основе которого она могла эксплуатировать и богатеть.
Богатство и процветание современной Европы – не исключая и Россию – в значительной степени основаны на этой колониальной эксплуатации и этом колониальном грабеже – обстоятельство, о котором не следует забывать, когда речь заходит о взаимоотношениях богатого «Севера» и бедного «Юга». Понадобилась трагедия Второй мировой войны, чтобы европейское сознание поняло порочность и несправедливость установленного им самим принципа и оказалось готово не только отказаться от него, но и попробовать хотя бы отчасти исправить то положение вещей, которое было по этому принципу создано: положение, при котором даже после освобождения от колониального ига большинство африканских и азиатских стран оказались во власти нужды и под властью авторитарных и коррумпированных диктатур.
И хотя большие группы выходцев из Африки или Азии жили в Европе очень давно (первая китайская община появилась, например, в Ливерпуле еще в XIX веке), именно после падения колониализма в Европе появились миллионы иммигрантов – причем отнюдь не только по экономическим причинам. И, разумеется, вместе с ними появились проблемы. А значит, возник и вопрос: как эти проблемы решить?
Что такое мультикультурализм
Концепция мультикультурализма в своём современном виде возникла на волне отвращения к фашизму и колониализму под влиянием молодёжной революции 60-х годов и окончательно оформилась после падения коммунизма, когда мир стал прозрачнее, когда стало ясно, что отдельные народы не могут бесконечно существовать за железобетонными надолбами границ национальных государств. Одним из программных документов этой концепции стала статья Даниеля Кон-Бендита и Томаса Шмида «Если Запад становится неотразим», опубликованная в ноябре 1991 года в газете Die Zeit.
Даниель Кон-Бендит – лидер восставших парижских студентов (1968)
«Нации и государства пытаются делать вид, будто они суверенны, — говорилось в ней, — Но, даже не принимая во внимание тот факт, что неограниченный суверенитет национальных государств перед лицом таких тенденций, как объединение Европы, более не актуален, можно смело сказать, что этот суверенитет – уже давно чистая иллюзия. Нынешние и будущие иммиграционные процессы имеют настолько глубокие причины, что ни одного государство, используя прежние методы, не сможет держать их под контролем. Богатые страны, как, например, Германия, не имеют иного выбора, кроме как принять тот факт, что они уже стали странами иммигрантов и что они останутся таковыми в будущем. Вопрос лишь в том, как быть с этим фактом. А ответом должна стать новая политика в отношении иммиграции и иммигрантов».
Ключевыми аспектами этой новой политики должны были, по мнению Кон-Бендита и Шмида, стать, во-первых, либерализация условий въезда в страны Европы и, во-вторых, создание лучших условий для реализации творческого и экономического потенциала иммигрантов. Право на въезд не должно быть ограничено правом на предоставление политического убежища жертвам преследований по политическим, религиозным, расовым или сексуальным мотивам. Оно должно в принципе предоставляться всем желающим въехать в страну – в соответствии с квотами, которые должны определяться культурными и экономическими потребностями общества, принимающего иммигрантов. Главным шагом в направлении реализации потенциала иммигрантов должно было стать введение двойного гражданства и отказ от абсурдного и архаичного национального принципа, по которому, например, право на немецкое гражданство имеет только человек, в жилах которого течет немецкая кровь.
Даниель Кон-Бендит – депутат Европарламента от Партии зеленых (2009)
Будущее Европы – это мультикультурное общество, подчеркивали Кон-Бендит и Шмид. При этом они ясно указывали, что такое общество отнюдь не будет с самого начала гармоничным: «Мультикультурное общество жестоко, стремительно и мало кооперативно, в нем существует очевидное социальное неравенство и в нем есть свои победители и свои проигравшие; оно заключает в себе центробежную тенденцию к разделению различных групп». Однако этого не следует бояться, в конечном счете, мультикультурное общество будет определяться не силами, способными к конфронтации, а силами, способными к интеграции друг с другом. Но при одном условии – если в этом обществе будут приняты разумные правила игры.
Поэтому мультикультурное общество должно стать обществом, в котором каждой культуре гарантирована возможность самореализации и самоутверждения, при условии принятия этой культурой демократических и гуманистических ценностей.
Тезисы Кон-Бендита и Шмида, разумеется, были восприняты как нечто чересчур смелое, однако они в экстремальной форме как раз и выражали одну из основных идей европейского леволиберального дискурса: идею толерантности.
Победа или поражение?
С самого начала мультикультурное общество противопоставлялось, во-первых, теории «плавильного котла», согласно которой иммигрантские культуры только утратив свою идентичность, способны породить культуру новой нации, а во-вторых, ассимиляции, предполагающей растворение малых народов в большом. Ключевым термином стала интеграция – сотрудничество и сближение разных культур на одной общей основе.
В настоящее время мультикультурализм является официальной политикой в Канаде, Австралии и некоторых других странах. Очевидно, что он во многом определяет культурную политику США, хотя как основополагающий принцип там и не провозглашен. В Европе судьба мультикультурализма оказалась сложнее. Реакция на идею мультикультурализма не заставила себя ждать и оказалась достаточно острой.
Рассмотрим ситуацию с мультикультурализмом на примере Германии. Во-первых, потому что это крупнейшая европейская страна, а во-вторых, потому что дискуссия о политике в отношении иностранцев, развернувшаяся в этой стране, наиболее полно отражает ситуацию во всей Европе.
После прихода в 1998 году к власти в Германии «красно-зеленых» (коалиция СДПГ и Партии зеленых) создание в стране мультикультурного общества, если и не было объявлено официальной политической целью, то явно рассматривалось как нечто желательное. Правда, двойное гражданство, право на которое существует во многих странах Европы, в Германии введено не было, и к началу нынешнего столетия в этой стране уже выросло, по крайней мере, одно поколение людей, родившихся на немецкой земле, говорящих по-немецки, но юридически имеющих статус иностранцев.
Немецкий режиссер турецкого происхождения Фатих Акын
Вообще говорить об «успехах» или «неудачах» мультикультурной политики сложно. Не потому, что нет данных, а потому, что сразу же встает вопрос о том, с каких позиций следует анализировать эти данные. О цифрах речь пойдет дальше. Но может быть яснее чем все цифры, в пользу мультикультурализма говорит тот факт, что за последние 10-20 лет самыми заметными явлениями немецкой культуры стали не только режиссер Фатих Акин (чей фильм «Об стену» получил главный приз Берлинского кинофестиваля 2004 года), писатели Феридун Заимоглу и Владимир Каминер, боксёры Владимир и Виталий Кличко и десятки других имён в самых разных сферах литературы, искусства и спорта, но и тот специфический мультикультурный образ жизни, особенно заметный в таких больших городах, как Гамбург, Берлин или Кёльн. В иных районах этих городов театры, художественные галереи, бары, магазины, кафе создают ощущение особого интернационального микроклимата, в котором человек может путешествовать «по культурам» разных стран и этнических групп в пределах одной улицы. Кого-то такая возможность, естественно, радует, но кого-то, безусловно, нет.
Кадр из фильма Фатиха Акына Gegen die Wand (2003)
Уже в 2004 году Ангела Меркель, ставшая тогда кандидатом на пост бундесканцлера от блока ХДС/ХСС, впервые открыто заявила, что мультикультурная политика потерпела поражение и что дальнейшее существование иных культур в Германии возможно только при условии их полного подчинения главенствующей немецкой культуре. Это заявление вызвало, разумеется, возражения и дискуссию в прессе, не очень, впрочем, поначалу жаркую. Тогда вопрос о мультикультурном обществе в Германии оказался явно второстепенным на фоне экономических проблем, стоящих в центре избирательной кампании 2005 года.
Ангела Меркель: «Мультикультурная политика потерпела поражение»
Но после того, как блок ХДС/ХСС стал в 2005 году правящей партией, и особенно после прихода к власти в 2009 году «черно- желтой» коалиции (ХДС/ХСС и партии свободных демократов — СвДП), атаки на мультикультурное общество усилились и стали неотъемлемой константой политической жизни Германии. Каждый раз, правда, они наталкивались на острое сопротивление со стороны либерального лагеря и, в конечном счете, не получали широкой поддержки среди населения.
Бывший министр-президент земли Гессен Роланд Кох
Так, в 2008 году министр-президент земли Гессен Роланд Кох (ХДС), один из самых консервативных немецких политиков и один из самых непримиримых противников концепции мультикультурализма, попытался построить избирательную кампанию перед земельными выборами на антииммигрантской риторике. Поводом для неё он избрал нападение группы хулиганов иностранного происхождения на пенсионера, происшедшее в мюнхенском метро в декабре 2007 года, а в качестве мер «по улучшению положения» предложил целый ряд очень сомнительных с конституционной точки зрения мероприятий, вплоть до интернирования подозрительных несовершеннолетних иностранцев.
Земельные выборы 2008 года Кох с треском проиграл. Правда, ХДС удалось сохранить за собой власть в Гессене, но сам Кох был вынужден уйти со своего поста.
После этого тема иностранцев, интеграции и мультикультурализма опять на какое-то время отступила на задний план. Но в нынешнем году она снова оказалась в центре внимания средств массовой информации в связи с выходом скандальной книги члена правления Бундесбанка Тило Саррацина «Самоликвидация Германии».
В книге Саррацина речь идет главным образом о проблеме мигрантов из мусульманских стран, которые, по утверждению Сарацина, не только не хотят, но и не способны интегрироваться в немецкое общество и тем самым представляют опасность для будущего страны – тем более, что благодаря высокой рождаемости их число постоянно растет.
Карикатура на Коха в сатирическом журнале „Титаник“
Попробуем разобраться, в чём именно состоят основные обвинения, которые противники мультикультурализма и толерантности предъявляют иностранцам в Германии и в Европе. В чём действительно они видят проблему? И насколько их тезисы обоснованны?
Одна из улиц в гамбургском районе Альтона-Оттензен – одном из самых интернациональных городских районов мира
Иностранцы в Германии: обвинения и факты
Первый из аргументов противников толерантности по отношения к иностранцам состоит в том, что число иностранцев постоянно увеличивается и что европейские народы скоро окажутся в меньшинстве в их собственных странах. В действительности, в 1910 году в Германии жило 6,5 миллионов иностранцев, что тогда, при общем населении в 65 миллионов человек, составляло примерно 10% всех живущих в стране. В конце Второй мировой войны, в 1944 году, число «иностранцев», из-за угнанных на принудительные работы лиц, увеличилось до 20%. Но ни при кайзере Вильгельме, ни при Гитлере никто не рассматривал эти цифры как угрожающие для «здоровья немецкой нации». Сейчас число иммигрантов в Германии составляет 7,32 миллиона человек – это всего лишь 8,9% от общего населения. Это означает, что число иностранцев в стране не только не увеличилось, но наоборот уменьшилось за последние сто лет. Тревогу противников «многонациональной» Германии вызывает не столько реальный рост числа иммигрантов, сколько их новый культурный и политический статус.
Второй важнейший аргумент против иммиграции – экономический. Иностранцы якобы живут за счет коренного населения, не работают, получают социальную помощь и т. д. В действительности, даже если оставить в стороне тот факт, что иностранные рабочие внесли значительный вклад в развитие немецкой экономики в 60-е годы, работающие в Германии иностранцы ежегодно вносят в немецкую экономику 128 миллиардов евро, а это 6 процентов ВНП. При этом уже в 1991 году иностранцы платили 6,5 миллиардов евро в немецкие пенсионные фонды, получая при этом всего лишь 1,9 миллиарда евро из этих фондов, то есть фактически оплачивали значительную часть пенсий того самого коренного населения, за счет которого они якобы живут. В 2006 году, согласно данным Института планирования рабочего рынка (IZA) в Бонне, иностранцы выплачивали в немецкие социальные фонды уже 12,8 миллиарда евро – таким образом, их вклад в социальное государство постоянно растёт.
Но иностранцы отбирают рабочие места у немцев, возражают противники иммигрантов. На самом деле только предприниматели турецкого происхождения создали в Германии к 2006 году 69 тысяч новых предприятий в разных сферах народного хозяйства и около 120 тысяч новых рабочих мест. Причём эта тенденция также растёт.
Иностранцы криминальны, в их среде процветает высокая преступность, утверждают критики мультикультурализма. В действительности с 1993 по 1996 годы (то есть годы наибольшей популярности идей мультикультурализма в стране) число подозреваемых в преступлениях среди иностранцев сократилось в Германии на 20%. При этом, число преступлений с применением насилия, совершенных иностранцами, увеличилось на 1,5%, но число подобных преступлений, совершенных за тот же период немцами, увеличилось на 12,3%. А вот число краж сократилось: среди немцев на 3,6%, среди иностранцев – на 27,3%. В 2005 году по данным Министерства внутренних дел число преступлений, совершаемых иностранцами, сократилось на 5%, а число преступлений, совершаемых немцами – на 2,4%. И это с учётом того обстоятельства, что согласно данным информационного агентства dpa, только 20% немцев, ставших жертвами преступлений, совершенных немцами, делают заявление в полиции, а в случае преступлений, совершенных иностранцами, о них заявляет 30% потерпевших.
«Параллельное общество»
Акция исламистов в Лондоне.На плакате написано: «Ислам будет преобладать»
Иными словами, статистика и факты не свидетельствуют против иностранцев в Германии. Скорее, они обнаруживают несостоятельность тех, кто их выдвигает, и подтверждают необходимость большей открытости европейского общества. Поэтому в последнее время противники мультикультурализма стараются избегать конкретных фактов и делают ставку на эмоции. Именно на эмоции среднего европейского обывателя рассчитан их новый тезис – тезис о существовании в Европе так называемого «параллельного общества».
Параллельное общество, сложившееся в иммигрантской среде, возникло якобы в результате политики мультикультурализма и как раз и заменило собой то самое мультикультурное общество, о котором мечтали идеалисты 90-х годов, утверждают приверженцы жесткой линии. Факт наличия параллельного общества не отрицают и сторонники мультикультурализма. Вопрос, однако, состоит, по их мнению, в том, каковы подлинные причины возникновения этого общества и что представляет собой его альтернативу.
Немецкий журналист турецкого происхождения Хаснаим Кацым пишет в Der Spiegel, что его ужасно раздражает не столько негативное отношение к себе, как к человеку с явно не немецкой внешностью, сколько скорее слова «Как вы хорошо говорите по-немецки!», которые он постоянно слышит. Ведь они, по сути дела, означают, что немецкое общество не готово по-настоящему принять его как равного. А это, в свою очередь, говорит о том, что подлинная интеграция на сегодняшний день ещё очень проблематична. Но разве иностранцы виноваты в этом?
Как следствие такого отношения к иностранцам Кацым рассматривает ситуацию, при которой тысячи высококвалифицированных иммигрантов не могут найти работу по специальности. И это при том, что Германия остро нуждается в специалистах, особенно в компьютерной области. В 2005 году правительство Герхарда Шредера даже объявило о выпуске «зеленых карт» по американскому образцу, стремясь таким образом привлечь в страну образованных иностранцев, но потерпело неудачу с этой затеей, так правила въезда в Германию оказались настолько неблагоприятны, что приехало всего около двух тысяч человек.
Образованный иностранец часто вызывает у европейцев недоумение, а порой и открытую враждебность: один африканский аспирант рассказал в интервью Der Spiegel, что на улице Йены в ответ на вопрос, где находится местный университет, он услышал: «А что тебе там надо?» Нельзя сказать, чтобы подобный случай был для Германии типичным, но он, безусловно, показателен.
Чувствуя свою отчуждённость от немецкого (и европейского) общества, иностранцы начинают тяготеть к своей среде, а эта среда, действительно, часто живет по законам, далеким от принципов демократии и уважения прав личности. Немецкая исследовательница социальных вопросов Несла Келек (турчанка по происхождению) утверждает, что каждая вторая турецкая женщина в Германии живет в так называемом «принудительном браке»: не с мужем или партнером, которого она выбрала добровольно, а с тем, который был предписан ей кланом родственников. Ответственность за такую ситуацию Келек возлагает на ложное понимание толерантности, в основе которого, в сущности, лежит пренебрежение к иностранцам как к отдельным личностям: в них видят лишь общую массу людей с особой внешностью и культурными особенностями, не замечая, что эта масса состоит из людей. И только, когда происходит, очередное «убийство чести» (как, например, 2 марта 2009 близ Крефельда 20-летнюю курдскую девушку Гюльзум Семин убил её брат за то, что она имела любовную связь и сделала аборт), общественность просыпается и начинает смутно осознавать наличие проблем на совсем ином уровне – уровне человеческих судеб.
Подобные утверждения перекликаются с тезисами одного из наиболее острых критиков мультикультурной идеологии слева – французского «нового философа» Паскаля Брюкнера, обвинявшего мультикультурализм в толерантности по отношению к общинам за счет толерантности по отношению к людям. По его словам, мультикультурализм «предоставляет равные права сообществам, но не людям, которые эти сообщества образуют. И тем самым отказывает этим людям в свободе освободиться от традиций этих сообществ».
Но означает ли это, что мультикультурализм действительно потерпел поражение? Вряд ли. Ведь большая часть конфликтов происходит не между разными национальными общинами, а внутри этих общин, и связана с тем, что многие их члены – в первую очередь девушки и молодые женщины – отвергают принятые в этих общинах строгие патриархальные правила и стремятся жить по западным нормам. Очевидно, что причина возникновения «параллельного общества» состоит не в мультикультурной политике, а как раз в том, что проводится эта политика недостаточно последовательно. Очевидно также, что политика эта, вероятно, нуждается в определенной корректировке в соответствии с новыми фактами и новой реальностью, возникающей при взаимодействии культур.